Александр Фадеев: жизнь и самоубийство

— А что читаете?

— Вот, — старушка подвинула к новенькой растрепанную книжку, — «Молодую гвардию» Фадеева…

Л. Улицкая, « Казус Кукоцкого ».

Она читает «Разгром»
Фадеева или, быть может, Золя.
В любом случае выброси книгу
В мусорку, а можно в окно…

С. Диваков.

«Уходящий» классик

Про Александра Фадеева можно сказать только так: «советский писатель». Ибо он создавал прозу, отвечающую нуждам партии и советского государства. Когда-то его «Молодая гвардия» была базисным произведением в школе — тем более, что краснодонские молодогвардейцы являлись почти ровесниками учеников. Сейчас «МГ» из школьной программы изъята, и вряд ли кто-то по доброй воле возьмется читать этот роман. «Разгром», давший Фадееву литературную известность, проходят, но не так подробно, как прежде, а в связке с другими произведениями о гражданской войне, например, «Конармией» Бабеля.

Прекрасно помню, как учительница литературы А. Розанова рассказывала нам биографию А. Фадеева, в частности, упомянув, что он много лет возглавлял союз писателей. «А потом он застрелился», — неожиданно закончила Ангелина Николаевна. Класс притих, переваривая услышанное, и лишь отличник Толик Стилик спросил: «Что, разочаровался в жизни?» «Наверное», — ответил педагог. Тогда, в середине 70-х, освещать подробности ухода из жизни писателей, входивших в список изучаемых, было не принято — за исключением дуэлей Пушкина и Лермонтова.

С тех пор прошло более 30 лет. Уже нет Толика — он ушел в 43 года, А. Розанова все так же преподает в Пушкинской школе. А вопрос, почему застрелился писатель Фадеев, оставался внутри меня. Не то чтобы он мучил и свербил, но беспокоил, как всякое незаконченное дело. И, наконец, решил приступить к нему с помощью Интернета.

Наш, тверской

А вот вам и формальный повод вспомнить про Сан Саныча именно в нынешнем году. 6-8 января 1937 г. Фадеев приезжал в Ржев, где выступил с докладом о советской литературе в клубе станции Ржев-2 и докладом о работе над романом «Разгром» в горкоме партии. Получается, минуло 70 лет. В отличие от визита А. Островского, посещение автора «Молодой гвардии» не вошло в анналы местной истории, а его имя никак не увековечено топонимически.

Между тем писатель наш, тверской, родился 10 декабря 1901 года в Кимрах. Правда, прожила его семья там недолго, отправившись в 1908 году на Дальний Восток. В июне 1941 года Александр Александрович с матерью вернулись в Кимры, чтобы, как он говорил, познакомиться с родиной. Побывали в педучилище, краеведческом музее, редакции местной газеты.

В феврале 1951-го Фадеев был избран депутатом Верховного Совета РСФСР по Бологовскому избирательному округу. Несколько раз приезжал в Бологое. Бывал в Редкине и Калинине. В память о писателе названы набережная в Кимрах, улицы в Твери и Редкине. В Кимрах его имя также присвоено детской библиотеке. На здании кимрской гостиницы, где останавливается Фадеев в 1941 году, открыта памятная доска. Где квартировал Сан Саныч в Ржеве, история, увы, умалчивает.

Литературный маршал

Пожалуй, главная трагедия Фадеева состояла в том, что долгие годы он совмещал звание писателя с должностью одного из главных литературных функционеров страны. Пройдемся немного по биографии Александра Александровича.

Во Владивостоке, где он учился с 1912 по 1919 годы в коммерческом училище, пристрастился к чтению. Начал писать — стихи, очерки, рассказы. Далее — участие в гражданской войне. В феврале 1921-го Фадеев, будучи делегатом Х съезда РКП (б), участвует в подавлении кронштадского мятежа, получает серьезное ранение. После лечения и демобилизации остается в Москве для учебы в горном институте (ушел со второго курса).

В 1925-26 годах, работая над романом «Разгром», решил заниматься литературным трудом профессионально. К тому времени уже была закончена повесть «Разлив». «Разгром», вышедший в 1927 году, принес признание читателей, критики и властей. Уже с 1926 года Фадеев начинает карьеру литературного чиновника. В 1926-32 годах он был одним из руководителей РАПП (российской ассоциации пролетарских писателей), с 1934 года — член президиума союза писателей СССР. В 1934-44 годах — секретарь СП, в 1946-54 — генеральный секретарь союза писателей, в 1954-56 гг. — секретарь правления.

Фадеев обязан был участвовать во всех кампаниях, проводимых партией. Подписывал осуждающие статьи против «вредителей и врагов народа». Осознавая талант М. Зощенко, А. Ахматовой, Б. Пастернака, тем не менее возглавлял их травлю, в частности, называл Ахматову и Пастернака (кстати, соседа по даче в Переделкине) «пошлостью советской литературы». В то же время часами мог читать наизусть стихи Бориса Леонидовича, участвовал в освобождении сына Анны Андреевны Льва.

Фадеев беззаветно любил Сталина, тот его привечал. В частности, Сан Саныч вошел в узкий круг, приглашенный на 60-летие генсека партии. Пожалуй, более всего Иосиф Виссарионович был недоволен писателем после просмотра фильма «Молодая гвардия» в 1947 году. Роман-то генералиссимус не дочитал, понадеявшись, что «придворный» литератор все напишет правильно. А в книге оказалась не очерчена руководящая роль партии. Со Сталиным дискутировать было не принято. Фадеев роман переписал — второе издание, вышедшее в 1951 году, генсека вполне устроило. Зато коллеги-писатели, в частности, К. Симонов, назвали эти усилия «напрасной тратой времени».

Помните, как в романе «12 стульев» «голубой воришка» Альхен воровал и стыдился, стыдился и воровал. Не знаю, насколько корректно сравнение с Альхеном, но Фадеев участвовал непосредственно в репрессиях против коллег-писателей, а потом его мучила совесть. Не был Сан Саныч роботом, механическим исполнителем воли партии. Делать-то он делал, что было приказано, а душа болела. Современники отмечали в нем странное сочетание цинизма и восторженности, доброты и жестокости. Муки совести писатель заливал алкоголем.

Пьяница

Пьянство на Руси никогда не считалось смертным грехом. Фадеев попробовал самогонку еще в 16 лет. Со временем стал запойным пьяницей. То есть если уходил в запой — пропадал на неделю, а то и больше.

Вот что писал Н. Чуковский: «Он пил, почти не закусывая, пьянел медленно. Лишь лицо краснело, и речь становилась быстрее».

Когда произошла трагедия, именно алкогольная депрессия стала главной официальной версией, озвученной в газетных некрологах. Однако и вскрытие показало, и коллеги знали, то в последние три месяца перед самоубийством Фадеев не пил. И причиной его ухода из жизни стал отнюдь не алкоголь.

Разочарование

После смерти Сталина началась реабилитация невинно пострадавших. Некоторые писатели, вернувшиеся в Москву, не преминули высказать Фадееву, который визировал их аресты, свое презрение. Это тяжело действовало на Александра Александровича. Вообще, он рано поседел, страдал от бессонницы.

Далее. Новые правители его не привечали. В 1954 году он был снят с поста генерального секретаря СП СССР, став просто секретарем, в 1956-м переведен из членов в кандидаты в члены ЦК КПСС. Написал три письма Н. Хрущеву и А. Маленкову, но принят ими не был. Развенчанного литературного маршала не упускали случая укусить и коллеги. На ХХ съезде (где Хрущев делал закрытый доклад о культе личности Сталина) М. Шолохов сказал: «Фадеев был достаточно властолюбивым генсеком и не хотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним было невозможно. 15 лет тянулась эта волынка. Общими усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя».

В принципе, можно было плюнуть на все и уйти в творчество. Но и здесь его постигла беда — творческий кризис. Наверняка не последнюю роль сыграл алкоголь. Роман «Черная металлургия», который он создавал в начале 50-х, по выражению К. Чуковского, «никуда не годился». Фадеев его так и не дописал, хотя отрывки начал публиковать «Огонек» в 1953 году. В какой-то момент Александр Александрович понял, что не может создать ничего яркого, свежего, достойного его таланта.

13 мая 1956 года

К своему шагу писатель готовился основательно — впрочем, он все старался делать именно так. Проехал по памятным местам, посещал старых друзей. Накануне в московской квартире встречался с писателями С. Маршаком и Н. Погодиным. Видимо, разговор его взволновал. Вернувшись вечером 12 мая на дачу в Переделкино вместе с 12-летним сыном Мишей, никак не мог уснуть, хоть принял много таблеток снотворного.

Утром 13 мая спустился со второго этажа на кухню, однако завтракать не стал, а велел позвать его к обеду. Выглядел взволнованным. Предложил Мише пойти погулять, но шел дождь, и мальчик остался дома. Пожалуй, лишь то, что именно сын обнаружил его тело, не мог предусмотреть Фадеев. Все остальное было тщательно расписано.

Примерно в 12 часов домашние услышали звук, словно в кабинете Александра Александровича упал стул. В 15 часов Миша пошел звать отца к обеду, но увидел его полусидящим на диване, по пояс обнаженным. Мальчик сразу понял, что папа мертв, и позвал взрослых. Набежали соседи. Потом приехали милиция, «Скорая помощь», КГБ. Изъяли письмо в адрес ЦК КПСС (второе было написано жене, актрисе А. Степановой, которая находилась на гастролях в Югославии и узнала о смерти мужа позже всех).

Фадеев большое значение уделял каждой мелочи. Даже собственную смерть не пустил на самотек. Выяснил заранее у врачей, что наверняка стрелять следует в нижнее предсердие — и справился с этим. Пуля из револьвера системы «Наган», оставшегося у писателя с гражданской войны, вошла точно в левый сосок. Выстрел был произведен через подушку-думку. Во-первых, таким образом приглушался звук, во-вторых, исключался пороховой ожог кожи. Самоубийство совершил полусидя высоко на подушках, чтобы кровь не прилила к лицу. Снял рубашку. Кровью ничего не запачкал, кроме дивана. Она стекла на него через выходное отверстие в спине.

Хрущев отреагировал так: «Он не в себя стрелял, он в партию стрелял». Впрочем, похороны устроили торжественные. И классиком Фадеев еще долго продолжал оставаться после смерти — лишь в последние 10-15 лет значение его произведений снизилось.

Посмертное письмо

Письмо в адрес ЦК КПСС пролежало в партийных сейфах 34 года. Впервые опубликовано было 20 сентября 1990 года в еженедельнике ЦК КПСС «Гласность». Вот его текст.

«Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы — в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли, благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; все остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40-50 лет.

Литература — это святая святых — отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа, и с самых высоких трибун — таких как московская конференция или XX партсъезд — раздался новый лозунг: «Ату ее!» Тот путь, которым собираются исправить положение, вызывает возмущение: собрана группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду, — выводы, глубоко антиленинские, ибо исходят из бюрократических привычек, сопровождаются угрозой, все той же, дубинкой.

С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать!

Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожили, идеологически пугали и называли это — «партийностью». И теперь, когда все это можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность — при возмутительной доле самоуверенности — тех, кто должен был бы все это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в роли париев и — по возрасту своему — скоро умрут. И нет никакого стимула в душе, чтобы творить...

Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одаренный богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма.

Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни своей, невыносимо вспоминать все то количество окриков, внушений, поучений и просто идеологических порок, которые обрушились на меня, — кем наш чудесный народ вправе был бы гордиться в силу подлинности и скромности внутренней глубоко коммунистического таланта моего. Литература — это высший плод нового строя — унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти — невежды.

Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни.

Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять. Прошу похоронить меня рядом с матерью моей. А. Фадеев».

Воля покойного исполнена не была — его погребли отдельно от матери на Новодевичьем кладбище.