Вход

Болевые точки больничной округи

Здание гинекологии — одна из последних послевоенных руин — восстановлено в начале семидесятых, а до этого местные пацаны находили в двухэтажной «развалке» патроны и верили рассказам про то, как здесь отстреливался красноармеец.

Этот район стал «Больничным городком» в 30-е предвоенные годы. В архивных документах той поры упоминается о строительстве ударными темпами больничных объектов, о назначении врачей; вот разрешение горсовета снабжать плодоовощной продукцией работников прилегающего к городку подсобного хозяйства.

Здание гинекологии — одна из последних послевоенных руин — восстановлено в начале семидесятых, а до этого местные пацаны находили в двухэтажной «развалке» патроны и верили рассказам про то, как здесь отстреливался красноармеец.

Странное дело: с 43-го по 60-е годы вырос целый микрорайон с инфраструктурой, восстановился больничный комплекс (кроме «развалки»), а современная пристройка к роддому никак не может вступить в строй и все ждет-не дождется демографического бума. Хотя и времени прошло примерно столько же, и рост экономический наблюдается ежегодно.

«Чего-то все ремонтируют, — комментируют местные жители. — Здание не работало, а новую железную кровлю заменили полностью».

Роддом в войну уцелел, о чем свидетельствует жутковатая дата на фасаде: 1938. Через год — юбилей. Тубдиспансер, судя по внешнему виду, в войну пострадал ужасно. Посмотришь — заболеешь.

Местная старожилка сетовала на врачиху, которая возмущалась, что ее корова бродит под окнами больницы. Бабуля парировала: «Вы, родимые, не туда смотрите. Вон, за углом «тубики» и роженицы водку пьют из одной рюмки… Ужас, до чего довели Россию-матушку! Свадебные платья стали шить для беременных… Корова им помешала!..»

Вообще-то в этих краях мы оказались по приглашению читателей:

— Приезжайте к нам на Больничный проезд, запечатлейте наш совмещенный санузел во дворе.

— С удовольствием, — пообещали.

Но мы опоздали буквально на пару дней. Надо ж так не повезло! Месяцами лежат горы помоев — никто не убирает, а тут, как назло, вывезли.

— Но вы не отчаивайтесь, — говорят жильцы, — пройдите вниз по улице — и наверняка обнаружите не хуже нашей.

Отхожие места — самая уязвимая отрасль человеческой жизнедеятельности. Те же архивы — свидетели: не одна страница посвящена этой животрепещущей проблеме.

Гражданская война. Голод, холод, разруха, тиф. Не хватает лошадей для ассенизационных обозов. Но городское правительство мобилизует все силы. У буржуазного элемента конфискуется пара гнедых — и любимый город может с-ть спокойно.

Иностранцы говорят, что по состоянию сортиров можно судить о цивилизованности страны. И еще показатель развитости по-басурмански. Заморские господа, гостя в российской глубинке, делятся наблюдениями: «Сейчас из подъезда выйдет человек, высморкается из обеих ноздрей по очереди и смачно харкнет». Так и случилось.

СортирВ двух шагах от проходной «старых кранов» мы обнаружили суперклозет. Все «нужники» квартала в ужасном состоянии, но катастрофичнее этого — поискать.

— А как же люди… справляются? — робко спрашиваем у жильцов. — И бывают ли здесь санитарные службы?

— Когда начался гепатит в городе — убирали исправно. В «мирное время» — очень редко. В соседнем дворе помойку выгребли, до нас не доехали. А туалетом пользуемся так: сперва дома в ведро, а потом все это — на помойку…

Контрастный микрорайон: роскошные коттеджи, а рядом — недоразвалившиеся полувековые бараки со зловонием помоек и сортиров без дверей. Но ничего — правительство запустило программу под названием «Аварийное жилье», и, если «травка подрастет раньше, чем лошадка сдохнет», каждый житель трущобы может рассчитывать и надеяться.

Поэт А. Галич, выгнанный из СССР за беспощадную критику люто ненавидящих его властей, рассказывал, как, отдыхая в «Сосновом бору», он обнаружил странное устройство возле дома: столб, гиря, подвешенная на колесике, и шкала с семью делениями. Он долго расспрашивал отдыхающих о назначении этого прибора. Никто не знал, и только официантка в столовой объяснила: «Так это ж — говномер! Как только гиря опустится до «семерки» — пора выкачивать…»

Александр Аркадьевич зафиксировал впечатление:

Все было пасмурно и серо,
И лес стоял, как неживой,
И только гиря говномера
Слегка качала головой.
Не все напрасно в этом мире,
Хотя и грош ему цена,
Не все напрасно в этом мире,
Покуда существуют гири
И виден уровень говна.