Вход

Сказка о несъеденных эклерах

Фельетон

Жили-были дед да баба, и была у них внучка Снегурочка. Пришла пора Снегурочке в школу идти. Поскребли дед с бабой по сусекам, дед зуб свой золотой в ломбард сдал, бабка узелок заветный развязала — в общем, справили внучку. И портфель купили розовый, всем на зависть. Ходит в школу Снегурочка, учится уму-разуму. Только стала бабка замечать неладное. Худеет ее внученька, тает на глазах.

— Что кушала-то сегодня, милая? Чем в школе питалася? — вопрошают старики девочку.

— Супчик рисовый да кашку манную.

Встрепенулась старушка, заохала. Взяла авоську большую заветную, пенсию, в кулачок уместившуюся, и побежала в супермаркет ближайший питание покупать девочке калорийное. Подошла к прилавкам с мясцом парным, раззадорилась уж, кусок получше наглядев глазами водянистыми, да сникла, вспомнив червонцы, в кулачке зажатые. Подошла к прилавку попроще, выбрала окорочок американский замороженный да опрометью прочь понеслась от искушений несоразмерных.

Примчалась бабка домой, показала деду трофей иноземный величиной с русскую курицу. Дед собрал всю силушку богатырскую да разрубил ту лапу на три части равные. И у окошка сел, внучку из школы дожидаючись. Вот придет внученька, а тут бабка ей, худосочной, мясца горяченького.

А бабка уж огонь развела под сковородой великой, опустила окорочок прямо в масло шипящее. И крышкой накрыла для быстрейшего поспевания.

Долго ли коротко ли, а приоткрыла бабка ту крышку заветную. Приоткрыла — так и села на табуретку колченогую. А крышка, гремя, по полу покатилася. Из сковороды, огонь заливая, текла пена великая, бурля и воняя неистово. И средь пены сей, как три островка на море-окияне, ютились косточки куриные дряблые.

— Тьфу ты, нечисть, — заплевалась бабка и осенила себя крестом.

 Выключила сковороду смрадную, сгребла остатки пенсии в авоську и во второй раз поковыляла в супермаркет изобильнейший.

Мясные ряды обошла она с опаскою изрядной, а вот к рыбным приблизилась настороженно. И приглянулось ей филе хека замороженное, по цене более-менее приглядное. И весила рыбка та килограмм без грамма единого.

Дома кинула продукт в белу мисочку оттаивать и занялась делами бабскими — то порты деду подлатать, где сношены, а то и портянки выгладить его неароматные. Отутюжив причиндалы дедовы, проветрив комнату, подошла старушка к белой мисочке. Подошла — так и села снова на табуретку колченогую, от шлепаний бабкиных уж изрядно расшатанную. Увидела она диво дивное. В белой чашечке, где рыбка раньше лежала посуху, образовалось воды аж до краешков, и в той воде прозрачности невиданной рыбка плавала в виде филе, как ей на роду и было предначертано. А было в той рыбке объему разве что кошке на закусь.

Заругалась тут бабка матерно. Схватила авоську треклятую и помчалась в магазин в третий раз. И застыла она перед кассами, аки витязь на распутье. А в голове мысли крутятся былинные: «Налево пойдешь — пену мясную найдешь, направо пойдешь — воду рыбную обретешь. Куда ж мне, бедной, податься? Кроме как прямо дороги нет. Иль не быть сегодня моей внученьке сытой?»

И пошла старуха походкой обреченной попряму, и увидела она ряды молочные. И лежит там молоко розлива местного. Схватила бабка два пакета, перекрестилась истово и восвояси отправилась. «Наварю хоть каши какой внученьке», — думает.

Взяла бабка дома кастрюлю блестященьку да туда пакет молока и вылила. Понюхала, лизнула и возрадовалась — хоть не густюще молоко, да съедобное. Поставила на огонь, а второй пакет почала да отхлебнула, не думая. Скрипнула в последний раз табуретка под бабкой жалобно и развалилася, ибо шлепнулась на нее старуха крайне огорченная, так как во втором пакете продукт был кислоты необычайной. «Как же так! — возопила она Господу, на полу расстроенно сидючи. — Ведь с одного ж прилавка продукт бран!» Принес ей дед очки из комнаты, и прочитала она тут дату изготовления. И удивилась великой разнице: один пакет старше другого ровно на пять дней!

А тут и Снегурочка из школы явилась. Поклевала куриной косточки, понюхала кошачьей рыбки, а к кислому молочку и не притронулась.

А уж как бабка ходила в четвертый раз за эклерами для внученьки и что в итоге принесла, не стану рассказывать. Боюсь, как бы не пролили вы слезу горючую, об участи семейства своего сокрушаючись.