Один день из жизни ржевитянки

— Девушка, почему у вас картошка стоит 38 рублей? Совсем обнаглели! Вон в магазине напротив — и то 36. Ладно, взвесьте килограмма три — не бежать же из-за шести рублей через дорогу. Чо битую-то кладете? Все на народе выгадываете, навариваетесь. И укропа сто грамм. Вот эту веточку уберите — подвяла. И эту. Так. Помидоры турецкие? А тверская теплица есть? Парочку. Сколько с меня? Ай-ай-ай. Ничего не купила, а весь кошелек с деньгами отдай…

— Мандарины с косточками?

— Пересчитайте-ка еще разок. На мой взгляд, многовато…

— Капусту, если на срезе будет черная, назад принесу…

— Мне бы яблочек, каких позавчера брала. Да не помню, какой сорт и по какой цене…

Лица, овощи. Овощи, лица. С каким бы хорошим настроением ни пришла на работу, к вечеру все равно накапливается раздражение. На придирающихся покупателей, нечаянно раздавленную уставшей рукой гнилую картофелину, мгновенно наполнившую тошнотворной вонью ларек. На себя, растяпу, забывшую присчитать толстой тетке стоимость пакета кураги. Придется драть по лишней пятирублевке с мужиков. Они ни сдачу не пересчитывают, ни в товаре не ковыряются. Повезло же их женушкам. Такие, небось, не то что в клювике продукты после работы таскают — кофе по утрам супругам в постель подают. А Сашке утром восьмого марта напоминать приходится, чтобы за цветами сходил. Может, хоть ужин сегодня разогреть сумеет?

Не сумел. Уже на лестничной площадке, тяжело поднимаясь с нагруженными отборной картошкой сумками, учуяла запах гари. Слава богу, вроде квартира цела.

В прихожей навстречу выбежал довольный восьмилетний сын Темка:

— А папка твой плов сжег! Правда, интересно пахнет?

Из комнаты донесся виноватый голос мужа:

— Свет, прости, поставил греть, начал в телефоне ковыряться и забыл про него. Уж когда запахло…

Остатки сожженного плова, заботливо залитые водой, стояли на плите. Раздражение нахлынуло с новой силой:

— Саш, а пельмени не судьба сварить? Имей совесть, я двенадцать часов на ногах!

— У нас есть пельмени? — удивился муж, не поднимаясь с дивана и не отрывая взгляда от мобильника. — Слушай, ты уже разделась, приготовь мне чистые носки на завтра.

Понимая, что если начнет искать связь между несваренными пельменями и чистыми носками, ее просто разорвет от бешенства, Светлана отрезала бутерброд и открыла дневник сына. По математике и английскому стояли двойки, идеальными начертаниями укорявшие женщину в родительском бессилии.

— Темочка, да что это? Вы же вчера с папой все выучили.

— Ну, мы, это, страницы перепутали, — стараясь перекричать компьютерную стрелялку, объяснил сын. — Сегодня перерешать надо.

— Перерешали? — с надеждой спросила Света.

— Свет, тебя ждали, — без тени иронии ответил муж. — Испугались, что опять что-нибудь не так сделаем. Посмотри лучше, какую я клевую заставку скачал.

Света выдернула сына из-за компьютерного стола, взяла учебники английского языка и математики, кинула их на лежащего с телефоном в руках мужа. По­шла на кухню, поставила на плиту воду под пельмени и уставилась в стену немигающим взглядом. Вспомнилось, как восемь лет назад Сашка привез ей в роддом жареную рыбу. Ехал на велосипеде от матери, живущей за двадцать километров. Дождик еще моросил, такой мелкий, поганый…

— Девушка, вы сами стали бы этот лук есть, что мне предлагаете?

— Вы что, вчера не могли сказать, что мандарины у вас кислые? Хотела назад принести, да съели…

Кашель у Темки третий день не проходит. Может, редьку с медом попробовать?

— Правильно мы вчера с вами с яблоками угадали! Взвесьте еще килограмм, вдруг кончатся до вечера.

…До вечера. До вечера. До вечера.