Вход

Любовница

Ночью Вике снилась любовница. Она была похожа на нянечку в Викином детском саду — такая же толстая, громкая и с большим блестящим носом. Любовница грозила пальцем и говорила — не будешь меня слушаться, как схвачу тебя ручищей и уведу от мамы. И папу твоего уведу, и будем мы жить-поживать да добра наживать. 

А утро выдалось замечательным, таким солнечным, таким ароматным от вплывающего в раскрытое окно запаха цветущей липы, что неясный сон забылся, а Вика наполнилась счастливым предвкушением будущего. 

— На речку, мама, на речку! — девочка вбежала на кухню и запрыгала, тряся спутанными после сна волосами перед готовящей завтрак матерью.

— Не тарахти так, бабушку с папой разбудишь, будет тебе речка, — отстраняя дочь от шипящих сковородок, прошептала мать.

Папа спит, значит, опять допоздна задержался на работе. Бабушка приехала, значит, то, что услышала Вика ночью, ей не приснилось. 

Бабушка никогда не приезжает ночевать просто так. Всегда что-то происходит. Один раз она явилась поздно вечером, а маму утром увезли в больницу на целых три дня. Бабушка тогда почему-то сердилась на папу и называла его непонятным словом «недальновидный». Ходила из угла в угол и говорила: «Какой ты, Павел, недальновидный». В последний раз бабушка приезжала на ночь, когда у Вики поднялась температура, и она лежала вся красная. Потом бабушка уехала и забрала с собой Муську, которую сама же подарила два дня назад. Оказалось, Вика надышалась муськиной шерстью и у нее вылезла аллергия. 

Вчера бабушка появилась, когда Вику уже уложили спать. А Вике было жарко, заснуть не удавалось. и пришлось слушать, о чем мама с бабушкой говорили на кухне. Слова были интересные, но не очень понятные. Мама пищала таким голосом, будто ей сдавили шею, что папины поздние возвращения — это никакая не работа, а любовница, ей добрые люди открыли глаза, он и сейчас там, и утром мама ему устроит. А бабушка говорила таким тоном, будто мама заболела: не надо папе ничего устраивать, а то папу эта любовница уведет, и мама будет кусать локти. Надо подумать о Вике, ведь она еще маленькая, и сделать так, чтобы она ничего не поняла, ведь она уже большая. А папа погуляет и придет, надо чуть потерпеть, а потом жизнь покажет. 

Пока Вика вспоминала кухонные перешептывания, по квартире зашумел растрепанный проснувшийся папа. Теперь мама говорила с ним таким голосом, будто папа заболел: Паш, омлетика, Паш, кофейку, Паш, мы Вике обещали сегодня купаться на Волгу. Папа согласился с омлетиком, кофейком и Волгой, только отпросился у мамы на часик в гараж, чтобы перебрать какую-то штуковину. 

Бабушка засобиралась домой, на прощанье мокро чмокнув Вику в переносицу, папа ушел в гараж, мама взяла книжку и пошла на лоджию. Но книжку не открыла, стала смотреть куда-то вверх. А Вика начала ждать, пока пройдет часик. Потом ждать надоело, и она принялась за рисование. 

Мама получилась у нее с руками, торчащими изо рта —так она кусает локти. Рот пришлось нарисовать большой, почти с голову, иначе локти не влезали. С любовницей было проще: Вика нарисовала нянечку Наталью Петровну, которая ей приснилась. Она и есть самая настоящая любовница: вон на той неделе как взяла Вику своей ручищей с мокрыми пальцами, как потащила ее в раздевалку собирать на прогулку, хотя Вика еще игрушки не убрала, как ей воспитательница велела. Такая и папу уведет как миленького. Куда хочешь, а не только по ночам гулять. Вика нарисовала ей много пальцев на руках, раз она такая уводила. Любовница получилась похожей на паука, но так ей и надо.

Больше Вика никого нарисовать не успела: вернулся папа, и все засобирались на Волгу. Наконец-то Вике разрешили надеть сланцы, как у взрослых, с такой штучкой между пальцев. Леопарда взять не разрешили, так как он мягкий, можно было только двух маленьких кукол. 

Вика сидела на заднем сиденье и стягивала с кукол одежду, чтобы им не было жарко. Платья были непослушные, сидели в облипку, сборились на куклиных руках и стягиваться не хотели.  Папа с мамой вели себя не по-настоящему, а так, как играют в семью в Викиной средней группе. Мама не просила папу не гнать и выключить этот дурацкий шансон, а папа не называл ее шипучкой и не угрожал заклеить рот скотчем. Мама говорила, что хорошо бы почаще вывозить дочь на природу, а папа отвечал, что да, хорошо, и не смотрел на маму. 

Приехали. Папа вынул из машины резиновые коврики и стал их чистить, а мама легла загорать. Вике разрешили зайти в воду в сланцах, потому что на дне были камни. Она хотела спросить, кто с ней будет купаться, но почему-то передумала. Стояла по колено в воде и смотрела на рыбок. Если не шевелиться, то рыбки привыкали к Викиным ногам, подплывали близко-близко, разглядывали новые сланцы и даже трогали губами пальцы. Было немного страшно и щекотно, но кричать и хихикать нельзя, а то рыбки уплывут. Вика стояла долго-долго, мимо нее даже проплыли две настоящих рыбины, которых жарят. Вот если бы зайти поглубже, по пояс, может, приплыли бы такие большущие рыбы, которые продаются на базарчике по воскресеньям. Мама загорает на животе и смотрит в землю, папа трет щеткой свои ковры. Он и не заметит, если Вика тихонечко, вот так, раз, два, зайдет чуть поглубже. 

Заметил. Сидит на корточках, руки с щеткой свесил, смотрит исподлобья. И произносит шепотом, наверное, думает, что мама заснула:

— Куда пошла, сейчас тебя водяной уведет.

А Вика раз, два, и стоит, где стояла, и тоже папе так тихонечко:

— Как тебя любовница, да?

И страшно так стало, зачем она это сказала. Сейчас ее заругают, взрослые всегда ругают, когда подслушиваешь, а у них потом спрашиваешь, чтобы они объяснили, про что говорили. Вот Вика уже и не спрашивает. А сейчас так из-за сна получилось и из-за того, что мама ходит как игрушечная. А папа улыбается и на маму смотрит. А мама не шевелится, наверное, правда заснула. А папа встал с корточек, подошел к Вике и спрашивает:

— Хочешь, я тебя блинчики научу пускать? — и не заругался.

А Вика и говорит:

— Хочу. А когда мы блинчики попускаем, приедем домой, ты вечером опять к ней пойдешь?

Знает, что нельзя такое говорить, а слова уже не слушаются и сами изо рта выпрыгивают. И никак их уже не остановить:

— Папа, а можно я буду твоей любовницей? Буду гулять с тобой по вечерам, и тебе не надо будет никуда уходить.

Мама села и смотрит на Вику с папой, а папа пускает блинчики и говорит:

— Хочешь, я тебе завтра велосипед куплю?

Вика отвечает, что хочет, и почему-то плачет. И мама плачет. А папа говорит, что совсем его девки раскисли, надо везти их домой. 

Вика сидела в машине тихая-претихая, разглядывала пальцы на ногах, которые сморщились и стали старенькие. И мама сидела тихая, а папа говорил, что завтра надо двигатель перебрать и сходить купить Вике велосипед. 

Проснулась Вика утром в своей кроватке. И как заснула в машине, не помнит, и ничего ей не снилось, ни любовница, ни рыбы. Только хотелось есть, потому что с кухни пахло любимыми шоколадными оладушками. А на кухне мама радостная-радостная, потому что они с папой уже позавтракали и ждут, когда Вика проснется, потому что надо идти покупать ей велосипед. А вечером они опять поедут на речку, так как вечером папе на работе задерживаться не надо. Только не туда поедут, где были вчера, а в другое место, потому что там песочек.