Мои воспоминания о войне

В начале января мне позвонил муж моей младшей сестры и попросил срочно к ним придти. Я пошла, благо живут они в пяти минутах ходьбы. У них в гостях был мой старый знакомый по немецкому концлагерю, а потом и по школе, Анатолий Михайлович Попов.  Он оказался другом по охоте мужа сестры. Хотел узнать что-нибудь о пребывании в немецком концлагере. Об этом расспрашивали его внуки, а он помнил только, как бомбили наш состав, и мы долго стояли, пока отцепляли вагоны, убирали раненых и мертвых. Сестра Тамара тоже тогда была маленькой и почти ничего не помнила. А наша мать, пока была жива, старалась не рассказывать о лагере, очень расстраивалась и говорила: «Забудьте, что было,  и живите сегодняшней жизнью».
 Муж сестры знал, что я многое помню о войне, вот и позвал меня поделиться воспоминаниями. Может быть, и другим это будет интересно.

***
В июне 1941-го к нам в гости приехал брат отца, офицер Красной Армии; он служил в городе Лида, на западной границе. Все сидели за столом, и вдруг по радио Левитан объявил: «Говорит Москва. Говорит Москва. Говорит Москва». Отец сказал: «Сейчас сообщат о начале войны». На это брат отца, дядя Коля, ответил: «Не может быть, нас бы не отпустили в отпуск». Но слова папы оказались страшной правдой. Дядя Коля сразу уехалв часть, даже не заглянув к родным в деревню, где была его семья. Отец поспешил в военкомат. Его определили в часть, которая стояла в Ржеве, так как мама должна была вскоре родить четвертого ребенка, сына. Три дочери у нее уже были — старшая Валя (7 лет), я (6 лет) и Тамара (3 года). От переживаний у мамы начались роды, ее отвезли в роддом. Отец приходил домой только на ночь, а утром возвращался в часть. Нам, сестрам, была дана команда собрать все хорошие детские зимние вещи. Когда выписали маму с младенцем Веней, отец на грузовой машине отправил нас со всеми мешками в бабушке в деревню Артемово, а сам на этой же машине отправился догонять свою часть.
 Бабушкина изба была маленькая, а семья там жила большая (бабушка, три внука, две мамины сестры). Мы спали на полу. Мешки с вещами не разбирали (забегая вперед, скажу, что в лагере они очень пригодились). Когда наши войска стали отступать, оставив деревню, мы с ними дошли до деревни Подберезье; там началась большая бойня. Мы, как и все местные жители, прятались в окопах. На нашем окопе стоял пулемет. После боя мы вернулись обратно в Артемово, которое теперь было занято немцами. Здесь нас внесли в список на отправку в немецкий концлагерь как семью коммуниста. Из деревни вывезли на санях на станцию, погрузили в товарные вагоны и отправили состав в немецкий тыл. По дороге нас бомбили, разбитые вагоны отцепляли. Ехали долго и прибыли в Слуцк (Белоруссия), на окраине которого находился концлагерь. Лагерь был обнесен колючей проволокой в 4 ряда, на вышках стояли автоматчики. В бараках — нары в три яруса по обе стороны от прохода.
  Поселились мы сначала на нижнем этаже, а после того, как стал ходить конвой из немцев, чтобы отобрать  детей на «органы и кровь», перебрались на третий ярус нар. Всех детей взрослые определили туда, там можно было спрятаться. Конвой ходил часто — то детей отбирали, то женщин помоложе с малым количеством детей для отправки на работу в Германию. Так попала в рабство семья из нашего дома с двумя детьми. Они работали (как выяснилось после войны) у немецкого хозяина на ферме.
Охраняли нас полицаи из местных жителей, в особой одежде. Когда не было немцев, они разговаривали с нами, предупреждали об облавах.
Вот тут пригодились наши мешки с одеждой. Мама обменивала белье у охранников на картошку, хлеб, сухари. От голода (баланду давали один раз в день) люди умирали, нары становились пустыми. К тому же нас заразили тифом. Первой заболела мама. Тифозных увозили во флигель, который стоял отдельно. Я там ухаживала за мамой, а на нарах остались старшая сестра Валя, Тамара и маленький Веня. Его Валя кормила гущью баланды через тряпочку. Он, конечно, не выжил. Всех умерших за ночь утром забирали рабочие и увозили в траншеи, которые были вырыты вдоль флигеля. Траншеи не закапывали, пока не наполнятся до верха. Маму я выходила, прибегала на нары за порцией баланды, брала немного сухариков, выменянных на вещи. Мама вернулась, заболели Валя и Тамара. Их остригли, так как в волосах были вши. Я заболела последней, меня не остригли, у меня вшей не было. Я и так осталась без волос — все постепенно вылезли от цинги.
Потом стало полегче. Облавы прекратились, «налетчиков» не стало. Некоторые наши стали ходить за проволоку в ближние деревни, «по миру». Парни и девушки ночью, в метель и снег, через четыре проволоки проползали по канаве, которая шла от двух этажного дома рядом с нашим бараком. Дом был с решетками на окнах.
Никогда не забуду, как немцы загнали в этот дом евреев, закрыли и подожгли. Они бились об окна, хватали руками раскалившуюся докрасна решетку. Стон стоял невыносимый. Век не забуду этот ужас. (Когда хожу на дачу мимо Мемориала погибшим воинам, всегда останавливаюсь возле памятника погибшим евреям, помолюсь, помяну всех). Наутро немцы рылись на пепелище. Искали золото, и были слышны крики радости. Все это я наблюдала с третьего  этажа нар, так как по верху барака были окна. Когда наши стали наступать, немцам понадобилось место лагеря для обороны. Прошел слух, что нас уничтожат.  
Но этого не произошло. Немцы почему-то позволили жителям деревень забрать оставшихся узников лагеря. Спасибо белорусам. Приехало много подвод на санях. Привезли в бывший военный городок, состоявший из двух двухэтажных зданий и одного флигеля. Здания без окон и дверей, все разбито. Но было уже тепло — начало весны 1944 года. Забить окна и немного приспособить для жизни помещения помогли жители близлежащей деревни Конюхи. Жили так: мы, дети, ходили по миру по Конюхам, дальше нас мама не пускала, да и деревня была большая. Давали хлеб, картошки немного (сил мало — много не унесешь). Мама с тетей Марусей, которая с нами ехала и поселилась в одной квартире, занялись шитьем. У тети Маруси была швейная машинка.
Примерно в апреле 1944 года нас освободила Советская Армия. Мы переехали в свободный дом в деревню. На поездку на родину не было денег. Осенью мы с Валей пошли в школу. Я сразу в третий класс, так как еще дома и в детсаду нас научили читать и писать. В Конюхах пришлось прожить два года, пока нас не разыскал брат отца дядя Коля. Он был военным, жил в Львове и помог нам выехать на родину. Наш отец погиб. Он был смертельно ранен под Белым и умер в госпитале в Калинине. •