Позор Освенцима

Сын, много читавший о холокосте, попросил у меня невероятный подарок: устроить встречу с этим свидетелем бес­человечности.

Русские друзья, историки, журналисты помогли в поисках советского офицера, вошедшего в ворота Освенцима 27 января 1945 года. Василию Яковлеви­чу Петренко тогда было уже 90 лет. Прикованный к постели, он жил в Москве один в маленькой квартире; каждые два дня к нему приходил соцработник.

Встреча пришлась на жаркий летний день. Василий Яковле­вич с трудом сел, каждое дви­жение было ему тяжело. Блед­ное лицо глубокого старика; но когда начал рассказывать о тех событиях, разволновался, глаза сверкали. Рядом на стуле висел офицерский китель с боевыми наградами. «Тебе повезло, па­рень: ты застал свидетеля худ­ших дел человечества, — сказал он, прежде чем мы успели его поблагодарить. — А для меня большая честь видеть молодого иностранца, который добрался сюда, чтобы со мной встретить­ся».

Он стал рассказывать о сво­ей жизни. Мы боялись дышать. Один из шестерых детей в укра­инской семье. Четверо братьев и сестер погибли во время ре­волюции и гражданской войны. Самый младший брат, Степан, погиб на фронте в 1943-м. Служ­ба в Красной армии, война... Не­смотря на молодость, Василий получает чин полковника. Ране­ния, госпиталь. И снова фронт. За форсирование Днепра полу­чил высшую награду, которую часто давали посмертно. Васи­лий Петренко — Герой Совет­ского Союза.

В январе 1945 года полковник Петренко (ему было тридцать три) командовал 107-й стрелко­вой дивизией, пробивался через Польшу на запад под артобстре­лом и бомбежками. «26 января, — говорит ветеран, — на связь вышел наш разведчик.

ОН С УЖАСОМ КРИЧАЛ В ТРУБКУ: «ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?! ОГРОМНАЯ ТЕРРИТОРИЯ, БАРАКИ, ЖИВЫЕ СКЕЛЕТЫ... НАМ НУЖНЫ ВРАЧИ, ВРАЧИ, ВРАЧИ! СРОЧНО ВРАЧЕЙ!»

На нашей военной карте Освенцим был обозначен как «опорный пункт» немцев. Боль­ше никаких деталей. Я прыгнул в первую же машину и подъехал к воротам.

Было удивительно тихо. Пахло гарью. За колючей проволокой — горы трупов. Несколько вы­живших заключенных — кожа да кости — вышли из ба­раков. У ворот еле стоял высокий тощий человек; думаю, моего возраста, хотя казался глубоким стариком. Он не говорил ни слова, только еле-еле хлопал в ладоши, это он благодарил нас. Оказал­ся бельгийцем. Я тогда даже записал его имя. Это было... Это было...»

Василий Яковлевич за­молчал, не мог говорить. В московской квартире по­висла долгая тишина. Пе­ред мальчиком-иностран­цем плакал генерал-лей­тенант, Герой Советского Союза. Плакал беззвучно, слезы текли, лицо дрожало, и он смотрел нам в глаза... Потом взял себя в руки, не сразу справился с голосом, и рассказывал дальше. (Мы заранее приготовили вопросы, но они не понадобились.)

Петренко сказал, что после во­йны искал в архивах, изучал ме­муары советских и зарубежных военачальников (включая Пат­тона и Монтгомери) ради одного принципиально важного вопро­са. Он хотел понять: знали во вре­мя войны эти стратеги о концла­герях или нет?

«Я понял, что Генштабу было известно про Освенцим. Но его освобождение ни для нашей ар­мии, ни для союзников не имело значения. Мы попали туда, ниче­го не зная. Почти случайно».

Это открытие так потрясло Пе­тренко, что он посвятил большую часть жизни изучению и защите памяти о холокосте. Идея сде­лать 27 января международным днем памяти — это его идея...

И вот 27 января 2015 года поль­ский президент пригласил немец­ких, австрийских, украинских, французских и других коллег на место преступления против че­ловечности. Была приглашена и президент Швейцарии. Но пре­зидента России не пригласили. Представитель народа, который понес наибольшие жертвы, пере­жил наибольшие страдания и ко­торый освободил лагерь, пригла­шен не был. Россию просто вы­черкнули из этой истории. Но где были 27 января 1945 советские солдаты, мы точно знаем. А где, извините, были швейцарские? О других и не говорю. Польский ми­нистр вдобавок сказал, что «Ауш­виц был освобожден украинской армией»...

В 107-й стрелковой дивизии полковника Петренко сражались представители многих нацио­нальностей. В том числе украин­цы, но большинство русских. Но разве дело в национальности? Дело в том, за что и против чего они сражались.

Слушая выступления евро­пейских лидеров, видя на экране телевизора лица президентов, стоящих в воротах лагеря смерти, я думал о Василии Петренко. Его взяли в заложники. Историю, са­мую страшную и священную, взя­ли в заложники. И я порадовался тому, что Василий Яковлевич по­кинул сей мир, не увидев этой подлости.