Давайте переименуем Щербакова в Кодратьева

Ржев — один из самых консервативных постсоветских городов в смысле топонимики. У нас сохранились не только ленины-марксы-энгельсы, но и володарские-урицкие-дзержинские, не говоря о жоресах-маратах-робеспьерах. Из переименований можно вспомнить лишь Большую Спасскую (бывшую Коммуны), Краностроителей (Челюскинцев до порта) и Степанченко (ранее Р. Люксембург).
Увековечены у нас и совсем забытые политические деятели. Вряд ли ржевитяне знают (кроме специалистов-историков), кто такой Щербаков. Первый секретарь московского обкома КПСС скончался 9 мая 1945 года. В прошлом номере мы печатали отрывок из романа братьев Вайнеров «Евангелие от палача». Позволим себе привести еще один отрывок из этой книги. Диалог происходит в ноябре 1952 года во время допроса профессора медицины, академика Б. Когана (знаменитое «дело врачей).  
«…— Мы хотим, чтобы вы рассказали о том, как вам удалось умертвить кандидата в члены Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Московского городского и Московского областного комитетов партии, заместителя наркома обороны СССР, начальника Главного политического управления Советской Армии, начальника Совинформбюро генерал-полковника Александра Сергеевича Щербакова…
Он это провозгласил торжественно, как дьякон литанию, но Трефняк, оторвавшись от размышлений про плутоуку, присвистнул удивленно и спросил:
— Усех сразу ухайдакал? От жидюка злостный!..
Все сделали вид, будто не расслышали замечания Трефняка, и я наблюдал, как часто дышит Коган, набирает воздуха в грудь, мнет дрожь в скулах, чтобы достойно ответить нам звенящим от испуга и напряжения голосом:
— Товарищ Щербаков умер 9 мая 1945 года от остановки сердца вследствие многодневного тяжелого запоя. Умертвить его я не мог по двум причинам. Во-первых, в течение всего запоя охрана не подпускала к Щербакову ни одного человека. Это легко проверить по журналу посетителей дачи Щербакова в Барвихе, куда записывались паспортные данные каждого, кого ввозили на территорию. А во-вторых, я не был лечащим врачом Щербакова и видел его живым всего один раз во время консилиума по поводу прогрессирующего у него склероза и ишемической болезни…
— А откуда вы знаете причину его смерти?
— Мне рассказал коллега, профессор Вовси… Он наблюдал Щербакова как Главный терапевт Советской Армии…
— Вот и прекрасно, — заметил Минька. — Так и запишем: замысел умертвить Щербакова сильнодействующими лекарствами и назначением пагубного режима был подсказан Когану профессором Вовси…
— Вы с ума сошли! — взвизгнул Коган. — Я ничего подобного не говорил! И не скажу! Никогда!
Коган больше не крутил взад-вперед головой, а вскочил со стула и умоляюще протягивал ко мне руки, жарко бормотал:
— Ну вот вы, товарищ, у вас вид приличного, образованного человека, ну вы хотя бы постарайтесь понять, что все эти обвинения — чудовищная чепуха! Никто на всей земле не может в это поверить! Какие сильнодействующие лекарства?! Какой пагубный режим?! Щербаков выпивал ежедневно до трех литров водки и выкуривал несколько пачек папирос. Вы же его видели, наверное, он весил сто сорок килограммов и один съедал за обедом свиной окорок с гречневой кашей. Во время консилиума он сам мне сказал, что каждый день ему привозят с бадаевского завода дюжину бутылок нефильтрованного пива. Это же для почек — смерть!
— Не обливайте грязью память убитого вами великого сына советского народа! — торжественно и печально сказал Минька.
— Почему я обливаю его память грязью? Я стараюсь вам объяснить! Ведь не я же предписал ему пить водку и поглощать ящиками пиво».
Щербакову в момент смерти было всего 43 года… Я бы не хотел жить на улице его имени. Давайте переименуем ее в улицу писателя-фронтовика, автора пронзительной ржевской прозы Вячеслава Кондратьева. Память Вячеслава Леонидовича давно пора увековечить в нашем городе. •