Тринадцатый месяц

Пасмурным ноябрьским вечером главарь Ажевска Родилов находился на рабочем месте и раскладывал пасьянс. Витян Славикович сосредоточенно вопрошал у карт: досидит он в этом кресле до новогодних праздников или нет? «Косынка» утверждала, что надеяться не на что, но «Паук» щурился озорным взглядом друга Нанаева и уверял, что пронесет и на этот раз. Родилов погрузился в задумчивость: какому же пасьянсу верить? И незаметно впал в дрему.

И привиделось Витяну Славиковичу следующее: будто распахивается дверь в его кабинет, под звуки грома и мелькание молний материализуется сам главный губернский начальник:

— Ну что, Витян, все в картишки дуешься? — будто бы ласковым голосом вопрошает босс. — Чую, доиграешься ты у меня. Видел, что в твоем Ажевске деется?

— А чо? Я ничо, — с бравадой отвечал Родилов.

— Вот именно, что ничо, — отбросив ласковые интонации, прогремел начальственный бас, —  об этом «ничо» письма строчат в Дверь ваши купчихи, казачьи атаманы и прочие авиационные моряки Верхнеиволжья. Дороги и дворы поразрывал, а зарывать кто будет, твой дружок Нанаев, что ли? Видать, некогда ему, новогоднее меню для «Пивного подполья» составляет. Небось, себе фамильные склепы поотстраивали, а прочий Ажевск можно в глиняном болоте хоронить?

— До конца нынешнего года все, что разрыто, будет зарыто, а что неосвоено, доосвоено, — произнес заготовленную для прямоугольного стола фразу растерявшийся Родилов.

— Я тебе не пресса, за базар ответишь, — ласково посулил гость. — А не ответишь, будет тебе подарочек под новогодней елочкой. Сам понимаешь, какой.

И налетает тут будто бы смерч и уносит Родилова в чисто поле. Ну не то чтобы чисто, а пополам с водой и глиной, посреди этого поля кресты с надписями. Приглядывается Славикович к надписям и цепенеет от ужаса, ибо на табличках начертано: «Карьера главаря Ажевска Небритого», «Карьера главаря Ажевска Шумевича», «Карьера главаря Ажевска Комелькова», «Карьера главаря Ажевска Епрста». А рядом — яма, заполненная водой, и лопата.

С ужасом ринулся Родилов с заклятого места и очутился в сумрачном лесу. Видит, вдали пробивается сквозь мглу огонек. Продрался сквозь ветви и очутился возле костра. А вокруг него двенадцать месяцев сидят. Братья-красавцы, как на подбор. Только Сентябрь, Октябрь и Ноябрь какие-то потрепанные и замызганные. Одежда перепачкана грязью, в седых волосах застряли куски дерна и щебня, лица перепачканы асфальтовой пылью.

— А вот и мучитель наш пожаловал, — хором воскликнули братья-осенние месяцы. — За что же ты, Витян, так нас невзлюбил? Смотри, все братцы — с Декабря по Август — бьют баклуши в твоем Ажевске весь срок напролет. Ничего их не заставляешь делать. А как наша очередь приходит, так у тебя свербить в одном месте начинает. Мы и крыши городим, и дома песен-плясок чиним, и что-то путное из дорог и дворов слепить пытаемся. Ну не приспособлены мы для этого, не приспособлены!

— Мне бы дождичком пыль смывать с новенького асфальта, братцем-Августом укатанного, — размечтался Сентябрь.

— А мне — за летними месяцами хлам убирать в городе, — упрекнул Октябрь.

— А мне травку газонную снежком укрывать, посеянную в отремонтированных дворах братцем-Октябрем. А ты вынуждаешь меня сыпать семена в мерзлую землю. Буквально все на меня навалил. Когда же тебя озарит, что я для этого не сезонный — зарыдал Ноябрь. — Все, передаю посох времени Декабрю, пусть он асфальт на белый снег укатывает.

— Не передавай, ну пожалуйста, продлись хотя бы до лета, — рухнул на колени перед Ноябрем ажевский главарь. — Щас Декабрь снегов наметет, и снимут меня к чертям собачьим. Куда тогда податься?

— А иди к нам тринадцатым месяцем, — предложил растолстевший от безделья Июль. — Поставим тебя между Декабрем и Январем, будешь своим братьям-чиновникам под конец года все косяки исправлять. Только, боюсь, в тебя надо будет включать не три декады, а тридцать три, и все равно времени не хватит.

— Точно, и назовем тебя Косякабрь, — захихикал лодырь-Июнь.

— Да быть по сему, — хором провозгласили братья-месяцы, вручили посох Родилову, сплотились вокруг него в хоровод и запели песенку:

— Косякабрь у нас родится,

     Всем чинушам пригодится:

     Можно будет и в мороз

     Насажать в аллеях роз.

     Доосваивать бюджет,

     Раз уж вариантов нет.

     Косякабрь всех прикроет

     От любого геморроя.

     Посвящаем эту песню

     Тем, сидит кто не на месте.

Хоровод закружился быстрее, затягивая главаря в воронку смерча. Родилов закричал и проснулся. В кабинете все было по-прежнему — разложенные пасьянсы,  никаких губернских начальников и братьев-месяцев. Главарь подпер голову рукой и задумался: «А ведь и правда, если с должности турнут, куда пойду?»