Поцелуй в губы

— 1 —
Нина шла по дороге в ноябрьской грязи совершить первую в жизни сделку. Ей надоело решительно все: и это опостылевшее село, и школа, и тупые лица. Все-все надоело! Вот и поехала в прошлую субботу в Москву. Приятельница организовала хорошее общение. Было уютно, ей сочувствовали и понимали ее. Там посоветовали не тратить годы, отпущенные на «отработку образования», зря, а заняться коллекционированием икон. Объяснили популярно, что наиболее ценятся праздники — это когда на одной доске написано несколько икон, изображающих жизнь Христа. Нина вспомнила, что в доме Гвоздевых видела такие иконы. Она снимала раньше угол в деревне Звягино, а Гвоздевы жили напротив.
Это была обыкновенная супружеская пара; оба низкорослые, толстые, круглолицые, краснощекие, похожие друг на друга: Тоня и Николай. У них был сын Сергей, очень похожий на мать с отцом. Сергей срочную службу проходил в Афганистане в период боевых действий.  От него полгода не было писем, и, как потом узнали, он в это время лежал в госпитале. Вернувшись, Сергей никогда не рассказывал про службу, дал подписку о «неразглашении». Теперь он жил в райцентре с семьей, но часто приезжал в деревню, иной раз на тракторе, на котором работал — помочь родителям. С ними жила их мать — бабка Клава. Нина любила ходить к добродушным Гвоздевым, ей там было хорошо.
И вот теперь она шла полтора километра, меся грязь резиновыми сапогами, чтобы завести разговор о продаже икон. На душе было как-то тревожно, но старалась ни о чем не думать, чтобы все получилось экспромтом.
Было 6 ноября, преддверие праздника. В сумке у Нины лежала бутылка красного, как бы и кстати.
— 2 —
Дверь Нине открыла бабка Клава. Нина поздоровалась и вошла в избу. Села в просторной кухне на лавку, бабка — напротив, спросила, где старшие Гвоздевы. Клава ответила, что в деревне. Разговор как-то не получался. Нина ждала появления Гвоздевых, чтобы уже за выпивкой поинтересоваться иконой. Вдруг со двора послышался нарастающий вой. Нина насторожилась, затревожилась. Бабка бросилась в сени. Стонала Тоня: «Нина, Нина, Сережку задавили! Беги скорей туда, спаси, спаси его. Ты молодая, крепкая!»
Нина впрыгнула в громадные серые валенки с черными калошами и помчалась по деревне.
За деревней стоял огромный трактор с колесами в Нинин рост, а Гвоздев с трактористом втаскивали в кабину Сергея, снизу до пояса голого. Лицо его было серым, с синюшным оттенком. В области бедра и таза слева зияла огромная, уже не кровоточащая, рана. Тракторист, сидя в кабине, тянул Сергея, а Гвоздев изо всех сил поддерживал грузное тело.
Николай обернулся и попросил: «Нина, поезжай с Сергеем, его надо в больницу».  Нина вмиг влетела в кабину. Места оказалось мало, и она была вынуждена встать лицом к лицу, а спиной к стеклу, нависая над Сергеем. Тракторист рванул рычаг, трактор тронулся.
Сергей всю дорогу сидел безучастно с полузакрытыми глазами; иногда тихо стонал, когда трактор швыряло из стороны в сторону. Нина ругалась на водителя: «Не дрова везешь, потише!», и тут же причитала: «Сереженька, ну, потерпи чуть-чуть, ну, потерпи...» Целовала Сергея в губы и снова просила: «Ну, потерпи, ну, потерпи!»
Едва подъехали к больнице, выпрыгнула первая, помчалась в приемную. Предпраздничный рабочий день закончился раньше. Заведующая стояла, одетая в пальто, ждали машину — все жили в райцентре. Сергея втащили в коридор и положили на пол. Он не стонал. Марья, заведующая, исчезла незаметно, торопливо. Остались Нина, пьющий доктор Хабаров и дежурная сестра. Закричали, что нужен анальгин, что у сестры нет стерильных шприцев. «...Твою мать, нестерильные давай!»
Нина стала звонить в райцентр. Шок. Хирурги приказали наладить капельницу. «Скорая», сказали, выезжает. Закрыли дверь на крючок, с улицы в окно стучал Гвоздев. Его лицо исказилось от ужаса. Хабаров измерял давление. Все... Сердце остановилось. Сергей был мертв. Непрямой массаж сердца, искусственное дыхание... Все кончено. Скорая забрала труп. Потом достали спирт, выпили по полстакана.
На следующий день Марья, заведующая, встретила Нину в селе и сказала, что его не надо было трогать. «Может, вызывали бы санавиацию, потом отправили в Москву, ведь афганец же...» Нина внутренне сжалась и не нашла, что ответить. В душу бросили зерна вины за не спасенную жизнь.
— 3 —
Тоня пришла к Нине — просила помочь на похоронах. Нина плохо помнила происходящее вокруг: что-то чистила, резала, мешала, давала капли Тоне и Николаю. Жена Сергея ждала второго ребенка. Услужливая память вытеснила все остальное, но сохранила животный вой, когда вынесли гроб для прощания во двор. Стоял стон. Потом Тоня воспринимала Нину как близкого, дорогого человека, на руках которого умер сын. При встрече с ней Тонино лицо искажала гримаса. И она начинала причитать — слез у нее уже не было. У Нины было прочное чувство  своей вины, она слушала Тоню и пыталась находить слова утешения.
— 4 —
Летом Нина уехала жить и работать в другой город. Так сложились обстоятельства. Другая работа. Цивилизованный быт. События сельской жизни стали стираться, появились новые заботы. И вдруг — повестка в суд.
Следователь пригласил в кабинет, предупредил об ответственности, стал записывать показания. Получалось, что Нина была единственным свидетелем. Следователь дотошно спрашивал, где был трактор — один, другой. Видела ли, как тракторист зацепил коротким тросом трактор Сергея? Сергей решил поправить трос, тракторист дал задний ход, и парень оказался прижатым к своему трактору. Нина ничего  этого не видела. Но главный вопрос был: не заметила ли она запах алкоголя от Сергея? Нина отвечала твердо, что запаха спиртного не было. Следователь уточнил, может ли она утверждать этот факт. Нина поежилась, помолчала, а потом сказала, что целовала его в губы — от Сергея спиртным не пахло.
Следователь был удивлен, стал расспрашивать, не состояла ли Нина с Сергеем в интимных отношениях, а может, любила Сергея? Она все отрицала. «А зачем вы его целовали?» — удивлялся следователь.
После дачи показаний она вышла на улицу. Было зябко, стоял другой ноябрь. Вопрос следователя застал ее врасплох. Так делали все ее прабабки. Во все времена последнее, что могли сделать женщины для умирающих мужчин — подарить последний поцелуй в губы. •