Баба Катя. Люди района

Беззубый, ввалившийся рот, плотная сетка морщин от самых глаз, впалые щеки и нос, как у бабы Яги. При этом неожиданно добродушный веселый взгляд, словно ей, ровеснице октября, не девяносто два, а гораздо меньше.

— Во сколько лет пошла в школу? — переспрашивает она. — Да ни во сколько, училась за всю жизнь одну неделю, так и осталась неграмотная…

— Почему?

— Родители строгие были, сказали, что ученых и без меня много, а по хозяйству работать некому…

К началу войны Екатерине Смирновой исполнилось двадцать четыре года, и она оказалась не на передовой и не в медсанбате, а в полевой кухне, чтобы варить кашу.

— Сначала рыли канаву, — рассказывает баба Катя, — потом складывали печь, в которой пекли хлеб. Я месила тесто для ржаных буханок (белого в сорок втором не было) и бегала за водой на Волгу, причем не знала, чья пуля догонит, немецкая или наша.

Политикой Катя не интересовалась, у нее был свой командир, он же лейтенант хозвзвода, в которого она влюбилась, хотя и не подавала виду. Как выбрались из-под Ржева, и не помнит, но вот что в Москву возили в баню (это уже когда немцы отступили), запомнила хорошо.

В сорок четвертом ее пехотная часть была уже в Белоруссии, и она узнала, что забеременела. Тогда ее отправили в тыл. Катя вернулась в свою деревню Сахарово, что недалеко от Селижарова, родила мальчика и больше на войну не пошла.

Стала работать в колхозе телятницей, растить сына, завела хозяйство: корову, кур, поросят. Сын закончил школу, выучился на слесаря, отслужил армию, но так и не женился. Стал работать в депо в Ржеве, изредка навещая старенькую мать.

Екатерина Андреевна помнит, что два раза в году ее приглашали в коллектив. В день победы как ветерану войны вручали очередную медаль и подавали фронтовые сто грамм, а в день пожилых людей усаживали за стол, напоминающий поминочный, и потчевали бесплатно, даже вручали скромный подарок.

Она жила трудом и ожиданием встречи с сыном. Летели годы, и баба Катя не заметила, как подкралась старость: семьдесят, восемьдесят, девяносто. А в позапрошлом году случилось несчастье — ее сын погиб, причем не геройски, как на войне, а совершенно бездарно: напился пьяным и замерз прямо на дороге. Она и тут выдержала, хотя жизнь потеряла смысл. Деревня ветшала, люди из нее уезжали, домов осталось около десятка.

Соцзащита в Ржеве предложила ей переселиться в дом престарелых, но она отказалась, поступив иначе: продала дом (жалко, дешево продала, всего за шесть тысяч) и попросилась в Итомлю, к Вишнякову. “У Александровича и помру”, — твердо сказала баба Катя, помня, что в участковой больнице, в которой однажды лежала, ей понравилось. Медсестры были добры, а нянечки — заботливы. “Тут даже помереть — одно счастье”, — радовалась Екатерина Смирнова, попав в небольшую светлую палату с видом на лес и пасущихся коров. Когда она, помолившись на ночь, засыпала, видела одну и ту же сцену: молоденький белобрысый лейтенант берет ее за руку и ведет к опушке леса, где насвистывают соловьи и радостно щебечут другие птицы.

Фото автора.