В круге первом. Окончание

Окончание. Начало 9 декабря

- 5 -

После того, как Саньку вылечили от клептомании, он потерял весь свой шарм и обаяние. Ходил раздраженным и хмурым, часто курил и постоянно нарушал режим. Тогда старый, но очень порядочный параноик Хмурый посоветовал ему заболеть чем-нибудь другим, например, манией противоречия, манией солидарности или, на худой конец, ксенофобией. Можно и автофобией, хотя по нашим продолам никто на макларенах не гоняет (если без циклодола). Но все равно — можно. Однако Шура не дюже разбирался в параноидальных синдромах и велосипед изобретать не стал — выбрал себе что попроще: манию преследования. Он быстро нашел общий язык с Надеждой Анатольевной — именно на этой мании она защищала кандидатскую. К тому же не так давно в аптечный пункт поступило два ящика новейшего препарата рисполепт. Что это за хренотень, толком не знал никто: ни главврач, ни начмед, ни главфармацевт. Стали пытать главдиагноста Бабкиндта, что, мол, за хренотень этот рисполепт и в каких пропорциях его употреблять. Соломон Аронович, увы, тоже оказался не семи пядей во лбу. Однако кто-то упорно муссировал слух, что в странах ОБСЕ эта дрянь пользуется огромнейшим спросом у всех слоев населения, кроме беременных женщин и людей… с психическими отклонениями.

Первая инъекция рисполепта не принесла никаких подвижек — Саньку продолжали преследовать все: соседи по палате, зубные врачи из стоматологического отделения, чеченские ваххабиты из телевизора, инопланетные братья по разуму в прогулочном дворике, такие же, небось, шизики, как и он сам, бомжи из подворотен и депутаты от аграрной партии.

Я два дня наблюдал за Санькой и никак, хоть убейся,  не мог уразуметь, зачем ему все это надо. Зачем это надо эскулапам, я понимал. Во-первых, на нем они “добровольно” использовали новейшее средство, а во-вторых, их премиальные напрямую зависели от занятости койкомест по категориям: за шизофреника премия составляла 30%, за психопата, параноика и неврастеника — всего 15. Дебилы, кретины, олигофрены и прочие отщепенцы — не премировались вовсе. Они шли как бы в нагрузку к нам, совершенно бесплатно, как головки чеснока и смородиновые листья идут на рынке к обреченным на маринад огурцам.

Но такова была позиция медиков, а Санька — что ж? Абсолютно нормальный человек, занимается хатха-йогой, лабает на саксе “Серенаду Солнечной долины” не хуже маэстро Миллера, имеет черный пояс по каратэ. Одним словом, региональный секс-символ — и вдруг срывается с места и убегает в курилку, едва на экране появляется либо Михаил Лапшин, либо Хаттаб, либо Сергей Петрович Капица со своей передачей про очевидное и в то же время невероятное.

На третью ночь Санька укушался “Афанасия” и разболтал мне жуткую тайну всего своего обострения: “Задолбали они меня, журналист, спасу нет!”

— Кто именно, Шура?

— Все! И сепаратисты, и гуманоиды. Теперь вот Тумановская доченька житья не дает, преследует всюду.

Я прокрутил кинопленку памяти немного назад и действительно вспомнил, что Оля Тэ ходит за ним по пятам, слушает своего кумира, разинув ротик, и они часто после команды “а ну, всем спать!” уединяются то в библиотеке, то в тренажерном зале.

Забегая вперед, скажу, что Санькина судьба сложилась в высшей степени уникально. Сидеть бы ему до морковкиного заговенья, кабы однажды Олечка не навестила папу с пикантной новостью, что она-де от Александрика ждет ребеночка, скорее всего, дочурку, и что вообще никакой он не клептоман, а жертва стечения обстоятельств (ей как женщине это виднее и лучше знать).

— Это ты, шалава безмозглая — жертва стечения обстоятельств! — орал в своем кабинете потенциальный дедушка. — В Дагестан отправлю сестрой милосердия! В терапевты отправлю на один оклад! С голоду сдохнешь на паперти!

- 6 -

Страшная угроза определить любимицу и наследницу в терапевты родилась у Туманова не на ровном месте. В системе принудительной психиатрии взятки не берет только Галя Иголкина, потому что она самодостаточна — у нее есть в наличии все, что нужно для обыкновенного бабьего счастья: и коза, и дочка, и даже печка. И приусадебный участок в шесть соток. Всего этого ей хватает. А все остальные — сторожа, экскурсоводы и номенклатура паноптикума — берут. Даже не берут (это мягко сказано) — рвут с руками.

Процедурная сестричка Вера рвет из ваших рук молочный шоколад и тут же, на ваших глазах, поглощает его вместе с золотинкой. За это вместо аминазина, от которого в гранитные глыбы превращаются ягодицы, она колет вам димедрол с анальгином.

“Верочка, это вам…” “Ой, какая прелесть! “Альпен гольд” — слабость моя и сила. А у тебя, Юр, что, зуб разболелся?” “Да нет, Верочка, с чего ты взяла, — я начинаю нагло врать, — просто вот братки подогрели, а шоколад не ем, у меня от него изжога…” “Нет, изжога не прокатит, пусть у тебя зуб разболелся”. “Ну, пусть разболелся. А для чего?” — недоумеваю я. “А куда ж я спишу димедрол с анальгином?” — в свою очередь недоумевает Верка, правильно распознав во мне лжеца и взяткодателя. “Аминазин, допустим, мы выльем в раковину…”

— А если вообще ничего не колоть, — наивно предлагаю я.

— Да ты что! — Верунчик затравленно смотрит по сторонам: на потолок, в окно, верхний ящик своего стола. — Не колоть совсем совершенно нельзя, — произносит она наконец витийскую фразу. — Во-первых, старшая медсестра через день проверяет на попе дырки и метит их йодом, а во-вторых, я потеряю навык. Давай, в какую половинку? — и я подставляю ей полигон для инъекции, чтоб она, не дай бог, не потеряла навык.

Старший надзиратель Яшка берет дорогими сигаретами: за это во время свиданок с родственниками он считает ворон на тополе, вдумчиво глядя сквозь стеклопакет. Услуга не бог весть какая неоценимая, но и она при определенной фантазии и сноровке может принести дивиденды. Через свиданки в отделение заходят наличные деньги, наркотики, водка, секс и прочие мелкие радости. Артемка Снырев успел совокупиться со своей подружкой, пока Яшка ковырял в носу: Ирочка понесла во чреве литвиновское дите. Нет, без дураков, я видет потом фотку этого киндер-сюрприза — вылитый Снырь в младенчестве.  А надзиратель Яков Трахтенберг потом целых три месяца не посещал табачный отдел нашего магазина.

Кастелянша Анна Михайловна проявляет жадность до комплиментов и хороших новостей.

“Анна Михайловна, — до ушей улыбается Бондаренко, — вам очень к лицу эти сизые босоножки”. “Почему же к лицу, если я их на ступни надеваю?” — не врубается главная хранительница простыней и бритвенных принадлежностей. “А потому, что против Платова возбудили уголовное дело. Но он хитер и скоро заедет к нам. И будет клянчить у вас кусочек мыльца, а вы его на фиг пошлите”.

За эту хорошую новость она втихаря презентует ему свою заначку — пачку стирального порошка. Хотела отнести снохе, но Санька ее (кастеляншу) “купил втридорога”. К Владимиру Игнатьевичу Анна Михайловна в оппозиции с тех самых пор, когда он уволил ее с бежецкого “Сельмаша” по жесткой тогда еще 33-й статье за злоупотребление. Не знаю, правда, чем конкретно она злоупотребляла: винишком ли, служебным ли положением кладовщицы, доверием руководства… Да это теперь и не важно.

Но круче всех, конечно, берет сам Николай Николаевич. По неофициальным данным, он уже имеет две квартиры в Москве и полностью укомплектованный гараж под домом: джип-лендровер для рыбалки, ауди для вызда в истеблишмент и фордик для повседневных нужд. У жены, дочери и садовника, соответственно, машинки классом децл попроще.

— Ну что? — спрашивает Ник Ник очередного донора, допустим, меня. — Лечиться будем или прилагать усилия к скорейшему, тьфу-тьфу, выздоровлению?

— Лучше приложим усилия, — обреченно вздыхаю я, и мой визави согласно трясет головой, аж взлетает к потолку седая грива.

— Да, да, вы абсолютно правы, молодой человек. Надо приложить максимум усилий, — царственный перст с золотой печаткой отделяется от плотно сжатого кулака и едва не пронзает насквозь низко опущенную люстру. — Мак-си-мум!

- 7 - 

Прилагать усилия, бесспорно, намного полезнее для здоровья, чем лечиться. Дело в том, что здешние методы лечения имеют ярко выраженный карательный характер. Галоперидол вам колют не тогда, когда начинаются слуховые галлюцинации (в этом случае вас намертво привязывают к кровати), а когда вы злостно нарушаете режим: пьете пиво в туалете или курите за декоративной пальмой; плачете навзрыд после отбоя или ни свет ни заря смеетесь сардоническим хохотом; проявляете склонность к вскрытию вен или, наоборот, фонтанируете сверх лимита жизнелюбием.

Так вот, чтобы не “подсесть на галоперидол”, нужно подсуетиться и приложить усилия. Злые русофобские языки утверждают, что в царские времена земские лекари в смирительных домах брали мзду борзыми щенками и моченой клюквой.  Клюквы у меня дома навалом, осталось еще пара бочек с прошлого года. Я как-то мимоходом об этом упомянул, но Туманов тут же меня осадил, сказав, что у него и так повышенная кислотность. Однако быстренько подсчитал на калькуляторе, сколько же это будет — две бочки клюквы — в денежном эквиваленте. Оказалось, что в самый раз.  Мы нашли с ним общий язык и сердечно пожали друг другу руки. На этом первичный курс моего лечения был благополучно, без тяжелых последствий, завершен. Я вздохнул с облегчением. Собрал по частицам свой скелет (хватит ему висеть на рее). Я ждал этой встречи миллионы лет. В погоню за Дамой — скорее, скорее. “Она обернулась, и я пропал. Само совершенство. ГОСТ, поди. Сгорел без остатка я, как напалм… Шизофрения, господи…”