Про кота Марсика, бесценного молчуна

С первого дня своего пребывания в квартире Марсик поставил себя так, что с ним приходилось считаться: Марсюля болеет, Марсюша выздоравливает, Марсик наглеет, Марсян обнаглел так, что на него нет управы... Имея богатый жизненный опыт беспризорника, Марсик считал своим долгом бескорыстно им поделиться: спать я буду, где захочу; туалет у меня будет здесь, есть я начну по всей кухне, а не на блюдце. А кто меня будет плохо кормить, тому придется всю жизнь работать на будильники, косметику и успокоительные таблетки.
И надо признать, что с его привычками есть и спать мы смирились, хотя они доставляли неудобства и дополнительные расходы. Марсик был забавен и нагл, добр и зол, вальяжен и агрессивен. Но что ему удавалось гениально — он умел молчать. Кот практически никогда не пищал, не ныл, не мяукал, не надоедал, не раздражал. Единственным звуковым сигналом Марса был позывной «мур» с разными интонациями. Громкое раскатистое «мяу!» раздавалось только в тех случаях, когда на кота невзначай наступали или садились.
На кухне Марсик мудро молчал, пристально глядя в глаза участникам трапезы. От этого взгляда кусок в горле застревал, если им не поделишься с котом. Если никто сразу не раскручивался на благородный жест угощения, Марс забирался на колени и под видом ласкового учтивого внимания обнюхивал содержимое тарелки. Убедившись, что там нет ничего интересного (читай — мясного), он презрительно разворачивался, спрыгивал и молча удалялся из кухни.
Мы уважали кота за ненавязчивость, достоинство и поистине бесценное молчание. Наученный горьким опытом, Марсик стал предусмотрительным: если кто-то заходил в темную комнату, где отдыхал кот, он дружеским «мур» предупреждал о своем местоположении во избежание наступаний и спотыканий. Сам хорошо видя в темноте, он понимал, что мы слепы. Громкое призывное «мур» на входе в комнату означало «Айда за мной!» И важно вел до разветвления «кухня-коридор». Поворот на кухню заканчивался молчаливым требованием:
— Ты убедилась, что в кормушке нет мяса? Пошевеливайся — я жду.
Поворот в коридор означал:
— Здешние порядки мне надоели, надо развеяться во дворе. Открывай!
Игр Марс не понимал. Попытка потрепать лежащего кота заканчивалась всегда одинаково: он делал мгновенный выпад лапой, когтями впивался в руку и подтягивал к зубам. Сделав прикус средней тяжести, руку отпускал. После подобного приема желание поиграть с ним пропадало. Такое поведение кота было естественным продолжением его молчаливого стиля общения.
Марсик постоянно менял место сна и отдыха, но больше всего любил спать в ворохе белья на кресле или стуле. Главное, чтобы «гнездовье» было мягким. Если его оттуда вытряхивали, он затаивался где-то неподалеку, выжидал и забирался вновь. Мог возвращаться в «гнездо» до пяти раз, пока ворох не убирали. После этого место переставало его интересовать.
В другой ситуации, когда мы пустили домой бездомного котенка, чтобы покормить в коридоре, Марс повел себя довольно эгоистично. Увидев маленького гостя, ошеломленно притормозил. Обнюхав котенка, с недоумением повернулся ко мне:
— Ты чего, спятила? Что в моей кормушке делает этот самозванец? Кого ты приводишь?
Я рассмеялась. Марсик понял, что я не прониклась серьезностью момента, масштабом нанесенной ему обиды и не очень-то считаюсь с его мнением. Для убедительности подошел к двери комнаты и внушительно пометил ее известным способом, означавшим: «Территория моя. Дальше враг не пройдет!» Урок был преподан.
В следующий раз мы кормили котика в подъезде со словами:
— Малыш, извини, но хозяин нам всю квартиру разрисует, если мы тебя пустим.
Хозяин был, как всегда, прав. Ведомый природными инстинктами, по-другому кот Марсик поступить просто не мог. •