Собачья любовь почти всегда несчастна

Ах, как я ее люблю! Мою рыже-белую красавицу, изящную, с очаровательной улыбкой (куда там Джоконде), грациозную. В необыкновенной шелковистой шубке. Нет, я, конечно, тоже неплох. Слышал, друзья моего хозяина говорили: «Мужик должен быть чуть симпатичней гориллы». Так вот, я — лучше. Видел я этих тварей по телевизору — жуть. Я мощный, с серьезной мордой, мышцы буграми перекатываются под лоснящейся гладкой шерстью. Нас многие боятся. Ротвейлер — страшный зверь. Но я умный и хорошо кормленный. А моя любовь — роскошная колли по имени Эльза.
Люди придумали, что вязка должна происходить по их прихоти, чтобы, упаси бог, не испортить породу. Водили меня к моей сопороднице. Не хочу. Черная, гладкая, как мужик. Я и сам такой. Не хочу.
А Эльзочка — моя несравненная. Душечка. Но хозяйка ее не спускает с поводка. Особенно в «критические» дни. Так что никак не подступиться. Моему хозяину легче. Он приводит к себе своих сопородниц когда хочет и каких хочет: рыжих, черных, белых. И не боится испортить породу.
Этой весной совсем было невмочь. Цветов взять никак. Нам, собакам, не продают. Так я своей дорогуше то кусочек сахарный под дверь квартиры подложу, то, когда хозяин зазевался, целую пачку «Педди Гри» к ее порогу стащил. Мы с ней в одном дворе, но в разных домах хозяев держим. Мой меня иногда одного отпускает. Я поднимусь на четвертый этаж к ее двери и тихонько зову. Слышу, она отзывается.
Но тут на днях прихожу — дверь другая. Новая, двойная, железная, обита чем-то мягким и блестящим. И точно такая же рядом, у соседей. Я, разумеется, понимал, за какой дверью находится моя красавица, но... Неудовлетворенная страсть и нежность разрывали мое собачье сердце. Ярость затмила разум, и я в отчаянии начал драть лапами и зубами ненавистные двери. Обе. Заодно и соседскую. Так я выражал ненависть к людям, которые держат нас, собак, в «золотых  клетках» — своих квартирах. И вот дверная обивка лежит на лестничной площадке. Душа моя псиная истекает слезами. Эльзочка не издала из-за двери ни звука за все время дверного вандализма. Я побрел восвояси. Вечером вернулись с работы хозяева. Владелица моей любимой долго вопила на соседа, что это его поклонницы, не поделив очередь, исполосовали двери. Сосед отнекивался, но был в недоумении. Потом хитрые люди меня как-то вычислили. Самое обидное, что, так как я им не дался, они наказали Эльзочку. Ее драли плеткой, а она молча плакала. Ведь она даже не знала, за что страдает, а я не мог ее утешить.
 Прошло время. У меня выросли крутые детки — такие же мощные, лоснящиеся, как  я. Эльза тоже по воле хозяев принесла не один помет. Я уже стар и почти не лаю. Только иногда рычу. Меня и так боятся — мои 39 кг производят впечатление. Никто не догадывается, что я почти дряхлый старик, мне целых 12 лет (по человеческим меркам — около восьмидесяти). Но и ныне мой любимый сон — бело-рыжая шелковая шубка, летящая вдоль берега Волги во время утренней пробежки. «Далекие, милые были. Тот образ во мне не угас... Мы все в эти годы любили...». •