Куриные крылышки

Из библиотеки Галя уходила, как всегда, последняя. И не из-за страстной любви к науке, хотя сроки сдачи диплома поджимали. Возвращаться в общагу не хотелось до отвращения — ничего хорошего ее там не ждало. «Ничего хорошего» олицетворялось пухленькой любвеобильной соседкой по комнате Ксюхой. То, что они прописаны в комнате вдвоем, уже давно стало формальностью. Ксюха, успешно претворившая в жизнь лозунг «Ночь без мужика — не ночь», редко ночевала одна. Нечастые временные перерывы, обусловленные сменой партнера, Галя воспринимала как праздник. Не нужно было под одеялом неуклюже переодеваться ко сну, избегая насмешливого взгляда очередного Ксюшиного ухажера, просыпаться среди ночи от громкого шепота и возни, вдыхать по утрам тошнотворный запах пустых пивных бутылок.

Попытки поговорить с Ксюхой ни к чему не приводили. «Не нравится — снимай квартиру или меняйся. Разуй глаза — здесь все так живут. А киснуть по вечерам в библиотеке, как ты, моль очкастая, в мои планы не входит», — вяло реагировала соседка на Галины попытки навести порядок. Меняться же с очкастой молью Галей койками желающих не было. В общаге все друг про друга знали, и Ксюхина репутация вредной, жмотливой и неразборчивой к мужикам девки друзей ей не добавляла.

Снимать квартиру было не на что. Отца не было; мать, воспитательница детского сада, половину мизерной зарплаты и так вкладывала  в прокорм студентки, перебиваясь принесенным с работы супчиком, недоеденным детьми. Стипендии же хватало аккурат на билеты до дома — туда и обратно. А с оторванных с матери тыщ на прокорм умудрялась откладывать то на дешевые джинсы, то на нехитрую косметику: в библиотеке не только дипломы пишут, там еще и принцы попадаются. Правда, редко, и Галей еще ни один не заинтересовался. Связываться же с особями наподобие Ксюхиных хахалей Галя считала ниже своего достоинства. Да и особи эти за ней в очередь становиться не спешили.

Галино питание, конечно же, существовало, но настоящим завтраком, обедом или ужином назвать его никто бы не осмелился. Осточертевшая лапша быстрого приготовления утром, перекус чем-нибудь подешевле в университетской столовой и купленные по дороге в библиотеку пончики на ужин — вот и все калории. Утешало одно:  пятый курс, скоро опостылевшее существование закончится. Где же романтика, студенческое братство, кипучее ощущение молодости, о которых с ностальгией рассказывала мать?

Когда Ксюха вспоминала о скором окончании учебы, на нее нападала тоска. Обеспеченные родители уже подыскали ей работу в тихом городке на глазах у военного папочки. Там особо не погуляешь, прибьет к чертям, сразу. Тут бы остаться, замуж выскочить… Да никто в жены брать не торопится, несмотря на все ухищрения. Не в цене нынче провинциалки. Хорошо хоть жизнь в общаге повидала, отмахалась от снимаемой родителями квартиры. Поменялась на общагу с такой же «ботаничкой», как Галка очкастая. И той хорошо — тихо и спокойно, и Ксюхе благодать — грешно и весело. На время наезда родителей, конечно, происходит обратный обмен. Так это ж на день, не дольше. Жаль, что лафа заканчивается. Но уж последние свои деньки и ночки Ксюха проживет на всю катушку, как бы Галька из-под очков не косила.

Галя долго топталась и кашляла перед дверью, за которой слышалось Ксюхино хихиканье и мужской голос с восточным акцентом. Жрать хотелось зверски. Девушка вошла в комнату. Застолье подходило к концу. Ксюха встала с колен немолодого кавказца и начала лениво убирать со стола, находившегося между двумя кроватями. В мусорное ведро полетели бутылка из-под шампанского, недоеденные бутерброды, остатки консервов.

— Да иди ты ко мне, моя птичка, потом вся уборка, — нараспев сказал мужчина, усаживая веселую Ксюху на кровать. — Девочка, свет выключишь, да, — не глядя на Галю, попросил гость.

Галя выложила на стол учебники, косясь на не убранные со стола копченые куриные крылышки. Сглотнула слюну и открыла тумбочку. Из продуктовых запасов не осталось ничего, кроме двух пачек «Ролтона», припасенных на завтра. Даже сухарики, которых обычно хватало надолго, кончились. Сухарики готовила мама из недоеденного детсадовскими детьми хлеба. Резала, посыпала бульонным кубиком и сушила в духовке. Получалось вкусно. Ничего, послезавтра домой, главное,  билет куплен.

Галка выключила свет, надела ночнушку и легла на скрипучую кровать. Ксюха, видимо, не потеряла остатки совести и, прежде чем продолжать общение  в горизонтальном положении, дожидалась, пока Галя заснет. Так и на этот раз — с кровати парочки не раздавалось ни звука.

Тарелка с куриными крылышками стояла так близко от Гали, что она могла дотянуться до них, не вставая. Аромат ни разу не пробованного деликатеса не давал уснуть. Она и с закрытыми глазами видела их — мясистые, румяные, блестящие. Сколько их там, в тарелке? Сосчитаны, наверное. Отгоняя навязчивую мысль, Галя вертелась, стараясь думать о предстоящей защите диплома. Но диплом напрочь заслонила стоящая в непозволительной близости тарелка. Руку протянуть, закрыться одеялом…

Парочка терпеливо ожидала Галиного сопения, потом начала негромко шептаться. Галя уткнулась носом в подушку и тщетно пыталась заснуть. А рука как бы отдельно от нее, уже ползла к вожделенной тарелке… Раздался грохот разбитой посуды.

— Что такое? — раздался встревоженный мужской голос.

Галя встала, запахнула халат и включила свет, надеясь, что никто не заметит ее пунцового лица.

— Это я во сне, наверное, повернулась неловко.

— Ну как же, конечно, — с издевкой произнесла Ксюха.

— Я уберу, не беспокойтесь, — Галя взяла веник с совком, стала выметать осколки тарелки из-под стола и кровати. Вместе с ними в мусорное ведро аккуратно легли и пыльные куриные крылышки.