Коммунальные приключения

-1-

Помнится, в эпоху рассвета раскрутки фильма «Брат-2» из каждого окна раздавалась «закадровая» песня «Город» питерского рок-Кваземоды. И есть там заимствованные у другого культового (и тоже, кстати, петербургского) певца строки:

«Электричество, газ, телефон, водопровод — коммунальный рай без хлопот и забот».

Ха. Ха. Ха. Вот свернул бы Вячеслав Петкун с Лиговского проспекта в колодезный cталинский эдем, запел бы совсем по-другому. И нахлопотался.

По словам очевидцев, ранее здесь размещался «героиновый рай»... Поселились мы с мужем в нем от безысходности и почти сразу стали лелеять надежду о скорейшем изгнании.

Агент по недвижимости по телефону воспевала наше будущее жилье не хуже солиста «Танцев минус», и мы благополучно «велись». Отреставрированный к 300-летию Петербурга дворик, сад камней под окнами и небольшой парк поддерживали наше на тот момент воодушевленное настроение. Его не омрачали ни ядовито-желтый дом престарелых, примкнувший к нашей пятиэтажке, ни располагавшийся поблизости ряд мусорных контейнеров со всеми выползающими оттуда следствиями. Позже супруг будет смеяться над тем, что мы живем за дверью с надписью «Почта», в единственной на первом этаже квартире, но почему-то с номером 25. Хорошо, не 50.

Но тогда нам было не до таких пустяков. Мы, разинув рты, стояли в 15-метровом коридоре, называвшемся комнатой, и прислушивались к витающему под четырехметровым потолком эху.

«Миллион баксов, вечное рабство и душа на продажу, что Пушкин своего «Узника» писал отсюда, а не из Кишинева», — ворчал муж, проверяя на прочность решетку на вдавленном в стену первого этажа окне. Его потрескавшееся стекло выходило на кирпичный выступ дома напротив, за которым народ устроил не облагаемое налогом место всевозможного пользования. Посему даже в самые теплые дни стремительно уходящего лета мы не рисковали открывать окно.

«Дети подземелья», — вздыхала я, ставя автограф на описи имущества, куда ушлые хозяева вписали 75 аудио- и видеокассет, стол, два стула, качающийся шкаф без задней стены, диван о трех ножках, прожженный ковролин и даже прокуренные обои с безумными далматинцами.

— Зато в центре. Московский вокзал недалеко, телефон вот на торшере, — успокаивал хозяин.

Наивный! Не пройдет и полгода, как мой муж полезет выключать телевизор, плюхнется на торшер, изрядно помнет его, и телефон станет работать только на входящие.

— Магазин «24 часа» за углом, клуб «Метро» через дорогу, — поддакивала хозяйка, пряча в сумочку залог и предоплату в ...дцать долларов.

-2-

Сменив в своей жизни каждый по три коммуналки и одному общежитию, мы сваляли такого дикого: отпустили хозяев, не рассмотрев толком ни кухню, ни ванну, ни санузел... Когда редкие гости высказывали недоумение по поводу живописных узоров сырости и паутины на стенах ванной комнаты; свисающих с потолка лохмотьев штукатурки; качающейся, аки лодка в штиль, и мягкой, словно наждачка, ванной, муж хитро спрашивал: «А вы в соседнем кабинете были? И не надо, можно прямо здесь». Но один смелый все же нашелся. Вскоре после этого из комнаты без окон раздался невнятный монолог, суть которого сводилась к следующему: «Выпустите, сволочи, что за дурацкая шутка?! Я и так за стены держусь». Друг не сразу сообразил, что дверь открывается «вовнутрь салона».

Наша комната — самая маленькая из имеющихся четырех: 15 метров, остальные по 25. Первое, что я сделала в новой обители, это сняла со стен и карниза запыленные искусственные цветы. Слишком уж напоминало заведение с романтическим названием «Нимфа»...

В ту незабвенную ночь мне совершенно не спалось. Я решила перекурить наше новоселье на кухне. Наверное, неандертальцы ледникового периода, завидев мамонта, не издавали таких звуков, какие вырвались у меня из горла, когда, включив свет, я увидела на газовой плите здоровенную крысу. А она ничуть не смутилась, вильнула своим змееподобным хвостом и скрылась за соседним столом.

Самое обидное, что муж только посмеивался, когда я размахивала руками, объясняя причину ночных криков. Не поверил даже, когда я снова встретилась с крысятиной, запутавшейся в мусорном ведре на кухне, хотя тогда мы визжали с ней дуэтом. А нерешительным гостям супруг шепотом объяснял, что крыса существует исключительно в моем воображении.

Кроме нас двоих, а через девять месяцев уже троих (тогда я подарила мужу очаровательную морскую свинку), все прелести коммунальной жизни примеряли на себе 45-летние гражданские супруги Вася и Оля; вечно молодой, а чаще все-таки пьяный Сашка и спокойный, умный Геннадий с красавицей-женой Галиной.

-3-

Гале тоже довелось повстречаться с местной Шушерой. Последствия, к слову, были не менее шумные. Но после этого крыса куда-то пропала. Наши мужья утверждали, что мы довели грызунью до инфаркта своими воплями, однако через два месяца мой супруг с сияющим лицом поманил за собой на кухню и закрыл мне рот ладонью. Не зря, потому как, сидя на раковине, пил воду из-под крана маленький крысенок. Его не смущали литры «Доместоса» и килограммы хлорки, которыми регулярно обрабатывались нехитрые кухонные мебеля.

На наши с Галей уговоры словить убийц Щелкунчика мужчины категорически возражали: «У этой крысы прав больше, она живет здесь давно и от вас, поверьте, тоже не в восторге. У нее, кстати, в отличие от некоторых, прописка питерская имеется». Но женская правда оказалась сильнее, и наши половины поставили под раковиной капкан, рассчитанный, правда, на ласку; а мы с Галей засунули в него щедро отрезанный кусок копченого мяса. Уходя на работу, Гена с Сережей напутствовали неработающих тогда нас с Галкой:

— Крыса попадется — помрет не сразу. Берите скалки-сковородки и добивайте, опыт у вас в подобных делах имеется.

—- А если Вася или Оля случайно наступят? Тогда что?

— Тогда тем более! — продолжали смеяться наши мужчины.

Как, наверное, в любой коммуналке, у нас проживали злыдни, строго отслеживающие, чтобы после 23 часов на нейтральной территории ни-кто не засиживался; кому до всего всегда было дело; кто прослушивал телефонные разговоры, выключал свет или перекрывал горячую воду в ванной, если в комендантский час кто-то решит принять душ. Одним словом, пытались всех «построить».

После третьей бессонной ночи мы с супругом решили подчистить ауру «подземелья» и приобрели в эзотерическом магазине полынную сигару. Наутро на стол нашего участкового легла жалоба об употреблении молодыми соседями марихуаны. И это был далеко не единичный случай в попытках прижать всех к ногтю. Выяснять отношения было бесполезно, и мы объявили «строителям» бойкот.

Слышимости в нашей коммуналке позавидовали бы даже лже­студенты общежития имени монаха Бертольда Шварца. Сосед Сашка по причине неженатости любливал приводить девушек и за неимением штопора открывать винные бутылки о стену. После третьей дамы кровать мы с мужем переставили к противоположной стене, поближе к новым друзьям. Однако, когда я впервые в жизни била посуду, а Галя одновременно не менее экстравагантным способом выясняла отношения с Геной, мой супруг невозмутимо заметил: «Девчонки, давайте-ка по очереди. В противном случае мы от резонанса будем жить вчетвером и на 40 метрах».

-4-

За наше с мужем несколькомесячное пребывание в таком раю мало что изменилось. Разве что обитатели некогда Сашкиной комнаты. После безумных дедушки с бабушкой, которых выжили-таки «строители» уже через месяц, сейчас в дальней комнате живут совершенно адекватные молодые супруги с шестилетним сыном.

Дедушка был глуховат, как стена. Днем он беспробудно спал, а ночью включал на всю мощь радио «Россия» и тоже спал. Достучаться до него было невозможно, а еженощно повторяющаяся «Аида» начинала раздражать. Приходилось на сон грядущий выкручивать дедушке пробки, а утром восстанавливать. Всех обитательниц квартиры за глаза дед бескомпромиссно называл проститутками, даже соседскую кошку, но разговаривал всегда тошнотворно вежливо и участливо. Позднее мы нередко видели его в кухонное окно, выходящее на дом престарелых.

Крысу мы так и не словили, но капкан стоял до последнего. «Милая, убери ты его, — причитал муж, — да это мясо скорее Вася съест, а Лариска здесь больше не покажется». Сергей был прав. Рассмотреть ее толком так никто и не смог. Она вернулась, как Кысь, которую никто не видит, но слышит; как тот суслик, который все-таки есть. Жила и, что самое неприятное, множилась.

Писала я эти строки под размеренную капель из-под чудом держащейся раковины, сидя с ногами на кухонной тумбочке от телевизора. Гена направлялся в ванную чинить гудящий до четвертого этажа кран, а Галка поправляла на двери самого маленького в нашем раю помещения табличку: «На пожар — со своим ведром!»

Продолжение следует.