"Питерская палитра"

День первый. По прибытии в город на Неве связался по мобильному с организатором пленэра А. Дадашевым, по-интернетовски Дадаш-арт.

— Хорошо, что приехал, сбор художников завтра в одиннадцать в парке на Елагином острове, — сказал начальник штаба художественного объединения “Ступени”, образованного весной этого года. — Губанов сломал ногу и лечится в Краснодаре, так что его не будет. А изъявили желание поработать на воздухе двадцать человек.

Мне не терпелось увидеть Елагин дворец, построенный по проекту Карло Росси для матери царя Александра I. В ожидании следующего дня отправился на выставку петербургского художника В. Распопова, известного фантастическими композициями, аллегориями и экспрессивностью. В его картинах запечатлены дующие над головой ветры, низвергающиеся водопады безымянных рек, обнаженные фигуры прекрасных всадниц, завернутых в прозрачные ткани или без них, мифические парусники и опоэтизированные набережные Санкт-Петербурга — все это закручено в мощную спираль воздушных потоков и водных стихий. Холсты Виктора Распопова размером в пределах метра объехали весь мир, включая Европу, Австралию, Индонезию, не говоря уже о России.

День второй. Дадаш-арт стоял у колонны Елагина дворца. Его круглое жизнерадостное лицо светилось улыбкой в нетерпении лицезреть добровольцев пленэра, но их оказалось всего восемь. Правда, были еще дети из художественных школ, которые нетерпеливо возили акварельными кисточками по бумаге. Возле каждого из них стояла сердобольная мамаша или бабушка и бдительно следила, чтобы чадо не отвлекалось.

Подошли Валерий Розо и Юлия Москвичева, в африканских косичках, оба бывшие “мухинцы”, а теперь руководители изостудий. За лето они исколесили пол-Европы и теперь с удовольствием впитывали жизнь “Ступеней”, в организацию которых вложили массу усилий. Рядом с ними была скромная миловидная блондинка Светлана Дружкова, она же секретарь объединения “Ступени”. Чуть поодаль монументально возвышалась Куталия Тинатин Зарандия, славная дочь грузинского народа, только что вернувшаяся со своей персональной выставки в Милане. И, наконец, замыкали группу еще два Валерия: фотохудожник Майборода с хитрым прищуром глаз деда-пасечника и весь седой, как лунь, художник Лунев.

Когда палочка Валентины Быковской, старейшей работницы Русского музея, стукнула об асфальт, началась речь Алексея Дадашева.

— Прежде чем мы приступим к работе над этюдами, есть предложение объявить двенадцатое сентября днем художника. Ведь существуют же дни донора, святого Валентина, студента, печника, металлурга, а нашего нет. Поэтому предлагаю его утвердить,— все захлопали. — Теперь можете приступить к работе.

И, подхватив мольберт, направился к колоннаде, близкой его сердцу архитектора.

День третий. Мне было интересно сравнить организацию ржевского пленэра с питерской — они оказались глубоко различными. Наша “Ржевская палитра” отдавала советским пионерлагерем с раздачей холстов, футболок и едой за общим столом, напоминающей поминки. Питерцы были разобщенно-демократичны, спорили до хрипоты и пили принесенную кем-то воду (целый ящик минералки), без всякого алкогольного застолья, но с пристальным вниманием на творческие усилия друг друга, добродушным юмором и похлопыванием по плечу.

Валерий Розо изобразил сюжет без особого уважения к петровской старине: на небольшом холсте размером тридцать на сорок светились белые колонны эпохи классицизма в окружении зеленых купав осенних деревьев, а на их фоне мелькали яично-желтые мольберты с фигурками художников.

Тина Зарандия, углубившись в аллею парка, живописала яркие палатки праздника трехсотлетия Елагина острова, бабьего лета и дня художника по Дадаш-арту. Автор этих строк, счастливо избежав академического построения сложных колоннад, остановился на простом мотиве: в гуще кленов светятся стена дворца и сбегающий от него пандус, переходящий в синеватый асфальт.

День четвертый. Валентина Быковская привязала домашнюю заготовку — стенгазету — к колонне здания, чем вызвала крайнее недовольство дюжих качков-охранников:

— Уберите немедленно и вообще не прикасайтесь ни к чему.

Тина Зарандия взорвалась:

— Я рисовала Везувий в Италии с балкона художественной галереи, и меня охрана спрашивала, не нужно ли чем-то помочь. Господи, какая у нас отсталая дикость.

Ее акцент действовал впечатляюще, но черные куртки с надписью “Витязь” уже ушли.

Итогом пленэра стало фотографирование на главном крыльце Елагина дворца и сожаление, что не смогли принять участие Геннадий Губанов, основатель “Ступеней”, и другие художники, разделяющие платформу нового объединения.

Вечером последнего дня пребывания в Петербурге мне удалось встретиться с известным искусствоведом Олегом Скинтеевым, яркое творчество которого вылилось не в газетные статьи, а в экспромты во время автобусных маршрутов по городам России, Прибалтики, Украины в роли прекрасного гида и ритора. Наделенный даром рассказчика, Скинтеев  завораживал туристов энциклопедическими знаниями памятников старины.

Будучи в Молдавии, они с приятелем похитили из какого-то надгробия деревянную скульптуру Христа и привезли домой. С этого момента началась полоса невезения и несчастий в его жизни. Лишь избавившись от фетиша, он обрел не то чтобы счастье, но уверенность в себе и некое благополучие в виде трехкомнатной квартиры на Литейном, забитой африканскими масками собственного изготовления, а также изумительными копиями картин XIX века, никак не реализуемыми, но приводящими в восторг знатоков-искусствоведов.

Перед отходом поезда Олег вдруг вспомнил:

 — Помнишь, тридцать лет назад я тебе сказал: “Паша, ты хороший человек, но не дари мне свои картины, я помешан на других ипостасях”? Искренне рад, что был не прав, что ты вырос, сбросив местечковую самодеятельность. Так и держи, если успеешь…

Фото автора.