Как в России отмывают деньги на дорогах

Человек-каток

Рыжий крепыш в желтой бейсболке, сдающий меня в аренду дорожным рабочим — Степаныч. У него серьезная должность в компании, занимающейся строительством, ремонтом и содержанием автомобильных дорог на территории Свердловской области. Условие эксперимента одно — никакой фотосъемки. Если его фирму вычислят, ни одного подряда ей больше не видать.

Дамы смотрят на меня не только с женским любопытством. Им интересно, чей я протеже. Человеку со стороны попасть в дорожную фирму практически невозможно. Во-первых, зарплаты здесь хорошие. Во-вторых, даже на низшем уровне есть регулярные источники левого дохода. В-третьих, непосвященным вообще не обязательно знать, как в действительности ремонтируются дороги. Дорожный бизнес в большинстве случаев — для своих. На всех уровнях, начиная с чиновников, распределяющих бюджетные заказы, заканчивая рядовыми рабочими.

— Сегодня у тебя самое простое — ямочный ремонт. Тут особого ума не надо.

В моей бригаде всего три человека. Две женщины за сорок и улыбчивый водитель Саня. Задача действительно простая: грузовик останавливается возле каждой ямы, и мы втроем должны быстро закидать ее асфальтом.

— Ты, парень, кроссовки зря обул, — одна из женщин неодобрительно смотрит на мою обувь. — Первый раз, что ли? Галь, дай ему кирзу Борькину.

Выяснилось, что сапоги необходимы. После того как обнаруженная яма засыпается асфальтом, ее необходимо утрамбовать. Ногами.

— Галина Ивановна, а катком не лучше?

— Ты глупых вопросов не задавай. Прыгай, давай, прыгай.

Чувствую себя сначала идиотом, потом индийским йогом, скачущим по раскаленным углям, потому что сапоги все-таки нагреваются. Успокаивает только, что даже если бы вместо Борькиной кирзы ямы законопачивал каток, конечный результат это сильно не изменило бы: асфальт, который нам приходится утрамбовывать, вообще не похож на асфальт. Это обычный мелкий камень, для видимости облитый непонятной жидкостью, отдаленно напоминающей битум.

Вечером Степаныч объяснит, что каждую выбоину настоящий каток все-таки проходит. Пять раз. На бумаге, которую дорожники обязательно предоставляют заказчику в качестве отчета о проделанной работе. С отчетностью ситуация не менее мистическая, чем с катком-призраком. Ямочного ремонта, которым мы сейчас вроде как занимаемся, юридически не существует. Ни в одном документе нет такого понятия. Есть общая строка в смете «Текущий ремонт и содержание дороги». Вот под нее и выделяются бюджетные средства. А каждая конкретная организация уже самостоятельно решает, что под этим понимать.

Это удобно всем заинтересованным сторонам. Раз смысл слов «текущий ремонт и содержание» не расшифрован, нет и критериев, по которым можно проверить, качественно ли они выполнены. В итоге чиновник выделил средства, мы с Галиной Ивановной попрыгали, начальник раскидал цифры по бумажкам — ритуал соблюден, деньги освоены, все довольны. Кроме тех, кому по этой дороге ехать.

Упахаться на ямочном ремонте, который сами дорожники называют «дырочным», мне так и не удается. За смену закатали в землю всего две машины. Настоящая работа началась вечером, когда остатки асфальта мы повезли в один из частных домов. Его владельцу понадобилась площадка перед домом, и он просто «решил вопрос» с водителем Саней. В отличие от чиновников, хозяин процесс асфальтирования контролировал лично. Из недр дорожного вагончика тут же явился ручной каток. После смены Саня отвел меня в сторону и вручил 300 рублей — мою долю. Я ж теперь в бригаде.

Как срезать миллион

— Сегодня работа поинтереснее будет. Полноценная реконструкция дорожного полотна. Я тебя с рук на руки бригадиру сдам. Он в курсе темы: честно все расскажет и покажет.

Предстоит ремонтировать улицу в одном из пригородов Екатеринбурга. Фирма Степаныча работает со всеми уровнями бюджета. То есть «окучивает» и муниципальные, и областные, и федеральные дороги. С муниципалами Степаныч общается лично. Уровень области — это уже один из совладельцев компании. С Москвой вопросы решает специально обученный человек за соответствующий процент от контракта. Без откатов заказ получить невозможно. Это закон. Если повезет, можно отделаться десятой частью от выделяемой на дорогу суммы. Если нет, можно попасть на «нечеловеческие» 25%.

Фирме Степаныча не повезло. После назначения нового губернатора деньги пошли через дружественную новой власти дорожную фирму. Теперь солидные контракты достаются ей. Но так как у «дружественной компании» нет ни достаточного опыта, ни нужного количества техники и специалистов, она тупо берет на субподряд нормальных дорожников, в том числе и фирму Степаныча. Правда, оставляя себе 20% от суммы контракта. Это обычный в России властный бизнес — создавать посредника-паразита под существующие ресурсы или финансовые потоки. Разница лишь в том, что в одних регионах чиновники таким образом работают с лесом, в других — с зерном, в третьих — с асфальтом, а чаще всего — со всем сразу.

С бригадиром мне сегодня повезло. Флегматичный мужчина Сергей оказывается философом: и по образованию (закончил философский факультет Уральского госуниверситета), и по жизни.

— В строительстве дороги важен сам процесс. Конечный результат вторичен, — загадочно заявляет философ в оранжевом жилете. — Пока идет работа, все при деле, а чтобы работа была всегда, ее надо делать плохо. Короче, будешь за ограждения отвечать. Твоя задача — вовремя вот эти железные оградки переносить, чтоб народ перед техникой не бегал.

После изничтожения старого асфальта мы, по идее, должны будем «восстановить подстилающий слой», то есть заменить старый щебень и снова закатать дорогу в асфальт. По крайней мере, так написано в официальных бумагах. На самом деле никакой подстилающий слой никто восстанавливать и не собирался.

— А нет денег у нас на это, — объясняет во время перерыва Сергей. — Сначала двадцать процентов от контракта себе подрядчики оставили, потом свою часть мы отжали. На восстановление дороги по ГОСТу денег не осталось.

— И что теперь?

— А теперь мы, грубо говоря, вместо десяти сантиметров асфальта фрезой срезаем пять. Щебень никто не меняет. Сверху новый асфальт. Для экономии вместо битума — эмульсия. Ее по дешевке взяли. Реально за три копейки, потому что она просроченная. Асфальт в нашем конкретном случае я бы тоже качественным не назвал. Берем по дешевке, все равно никто не проверит. Просто некому и нечем. Например, прибор, которым можно измерить плотность дорожного покрытия, стоит не меньше ста тысяч. Что еще? А, да. Каток вместо пяти раз проходит один. Экономим топливо и зарплату машинисту.

— И сколько так можно наэкономить?

— Если честно, то до половины суммы. Поэтому и скорость работы в нашем деле очень важна. Чем быстрее сделаешь, тем меньше зарплату рабочим платить.

— А качество как?

— Никак. Я ж говорю: в нашем деле главное — процесс. Результат вторичен.

В ходе философской беседы я узнаю еще с десяток способов экономии на ремонте дороги. Например, есть такое понятие — «разуклонка». Это когда середина трассы должна быть чуть выше боков, чтобы дождевая вода стекала на обочины. Соответственно, на середину требуется больше щебня и асфальта. Надо ли говорить, что эта «разуклонка» существует только на бумаге, а в реальности — плоская дорога, на которой скапливается вода. Она затекает во все щели, а зимой замерзает и разрывает дорожное полотно изнутри.

Можно также экономить и на качестве практически всех материалов. Никто ведь не проверяет, какой фракции щебень привезли на конкретный участок дороги и соответствует ли он тому, что указано в документации.

— Ну, и главное, — завершает обеденный перерыв бригадир-философ, — в контрактах на ремонт и содержание дорог одним пунктом идет все: и мосты, и полотно, и светофоры, и ливневка, и содержание тротуаров. Без детализации. То есть конкретно не расписано, что эти три рубля на ливневку, эти два — на тротуар, а эти — на лампочки для светофора. Предполагается, что мы сами должны решить, сколько и куда именно. Сам бог велел размазать и спрятать всю сумму. И если вдруг кто спросит, почему тут кусок трассы недоделан, мы смело скажем: зато сделали мост.

— И часто спрашивают?

— В том-то и счастье, что нет. А если вдруг случится чудо и нагрянет какая-нибудь проверка, вопросы с проверяющими решают те товарищи, которые двадцать процентов отката на самом верху взяли. Правда, иногда система дает сбои. Вот в прошлом году коллегам из Первоуральска не повезло: их там общественность взялась контролировать. Весь мозг вынесли.

Комиссары

Человека, который умудрился вынести мозг дорожникам, зовут Дмитрий Логиновских. Он член общественной организации «Дорожные комиссары». В прошлом году вместе с друзьями Дмитрий все свободное от основной работы время тратил на то, чтобы стоять над душой местных ремонтников. Каждое их действие активисты проверяли на соответствие ГОСТу и конкурсной документации.

— В результате вместо заявленных четырех с половиной тысяч квадратных метров дорог строители отремонтировали шесть тысяч, — с гордостью рассказывает мне комиссар Логиновских. — Причем денег хватило, ничего дополнительно из бюджета выделять не понадобилось. Я вообще считаю, что если общество будет постоянно контролировать дорожников, то качество работ улучшится в разы. Правда, нас всего четыре человека, и на все объекты нас не хватает. Например, одну половину улицы Вайнера ремонтировали армяне, а вторую наши. За армянами мы еще бдили, а вот на наших внимания уже не хватило. В итоге половина улицы теперь качественная, а вторая — «на и отвали».

Контроль за дорожниками в Первоуральске во многом удалось установить благодаря позиции местного мэра. Сначала он не обращал на комиссаров внимания, потом неожиданно проникся и стал всячески их поддерживать. В итоге губернатор мэра с должности снял, новый градоначальник на комиссаров забил, и все вернулось на круги своя.

…Работу заканчиваем в половине девятого вечера. По правилам, вновь уложенный асфальт должен спокойно отстояться в течение 7–8 часов. Но движение по этому участку дороги открывают практически сразу же. Дорожникам просто лень согласовывать с местными гаишниками вопрос о временном закрытии проезда. У меня нет никаких сомнений, что в следующем году эти же самые люди будут снова ремонтировать эту же самую дорогу.

Дорог нет и не будет

— Как впечатления от нашей работы? — интересуется под занавес Степаныч.

— Понял, что хороших дорог у нас нет, не было и не будет.

— Ну, а как ты хотел? Вон в прошлом году кусок трассы в Нижнем Тагиле сделали — так он уже развалился. Этим летом переделывать будут. Раньше получше было. Откат был десять процентов, и я мог твердо сказать, что отремонтированная дорога, например, продержится три года. А сейчас откат в два раза выше. Следовательно, и реальная гарантия на дороги ниже ровно в той же пропорции.

— Забудем про откат. Насколько я понял, главная причина плохих дорог — это отсутствие контроля?

— Про откат не забудешь. Тот, кто его берет, гарантирует, что твою работу примут в любом случае. Одно это уже убивает вопрос о качестве наповал. Хотя, если честно, плохие дороги — в чем-то даже хорошо. Множеству людей это дает работу. Кто-то ремонтирует трассу, кто-то машины, разбитые на этой трассе. Кто-то делает асфальт и ковыряет щебенку, кто-то строит дома тем, кто взял откат. В общем, разбитая дорога обеспечивает занятость куче народа не хуже, чем какие-нибудь инновации. И в том, чтобы этот процесс не прекращался, заинтересованы миллионы, причем не рублей, а людей.