В частном порядке. Детективная повесть

Продолжение. Начало 21 сентября.

Следующие два дня Глебов и Конусов плотно работали по делу Серова.

Опросы соседей и жильцов дома ничего нового не дали. Приехал он вечером за три дня до гибели; выходил, видимо, только за продуктами — даже ведро не выносил. О том, что вернулся, не сообщил ни сестре, ни жене. Впрочем, последняя была в Турции. Зато за неделю до приезда сказал дочери по сотовому, что в ближайший месяц его в Ржеве не будет, много работы. Тем не менее прибыл в Ржев.

Эксперт Сашенька Смирнова, с которой у «Юрбюро» были дружеские отношения, сообщила, что в квартире имеются отпечатки пальцев как минимум двух человек. Это уже было что-то. Одни отпечатки, в том числе на бутылке, очевидно, принадлежали хозяину. А вот те, что были сняты с телевизионной кнопки, к Серову отношения не имели.

И все же этого было слишком мало для поисков. Зорин решил использовать последний шанс найти свидетелей — выяснить, нет ли среди жильцов подъезда таких людей, которые находились в городе в тот вечер, но сейчас отсутствуют. Например, уехали в отпуск. И здесь их ждала удача. Оказалось, что некто Александр Скворцов с пятого этажа, работающий вахтовым методом в «Мостоотряде», 15 августа уезжал на поезде в Санкт-Петербург. В Ржеве он должен был появиться только в середине сентября. Но Зорин не стал ждать, и, узнав у жены номер мобильника Скворцова, позвонил ему.

Александр вспомнил, что видел в подъезде женщину небольшого роста лет тридцати пяти-сорока в черной кофте.

— Я уже вышел из подъезда, — рассказал он, — и вспомнил, что забыл зонт, а на улице дождь хлещет. Хлопнула дверь где-то сверху — и эта женщина попалась мне навстречу.

— Почему вы обратили на нее внимание?

— Я ее раньше никогда не видел, хотя всех соседей в подъезде знаю.

— С какого этажа она спускалась?

— Сейчас подумаю… С третьего. Если бы со второго, я бы ее встретил чуть раньше, а с четвертого — чуть позже.

— Во сколько это было?

— Около восьми вечера.

— Вы сможете ее опознать?

— Думаю, да.

Надя

Поселились в съемной двухкомнатной квартире по улице Хабаровской. В этом районе улицы в основном носили дальневосточные названия: Хабаровская, Сахалинская, Курильская, Охотская. В одной комнате жили они втроем, в другой — несколько азербайджанцев, включая Алика. Соответственно, на кухне и в туалете постоянно был бардак, которого Надя не терпела. Алик стал с ними гораздо холоднее и бесцеремоннее, но Анька по-прежнему смотрела на него восхищенно. Работать они устроились на Преображенский рынок: Аня продавцом, Надя разносчиком кофе и выпечки. Никита, который был на каникулах, тоже в основном крутился на рынке, помогал им обеим. Денег они зарабатывали столько, что едва хватало на оплату жилья и еду. О том, чтобы откладывать, пока речи не было.

Рыночная пестрая, многолюдная жизнь с ее циничными законами поначалу их ошеломила. Большинство товаров здесь было фуфлом, которое впаривали по цене качественной вещи.

— Почти все покупатели — лохи, — объяснила Ане торговую науку ее хозяйка, украинка Ольга. — Хорошую вещь от ширпотреба не отличат. Твоя задача — уболтать покупателя, доказать, что он приобретает именно то, что долго искал. Скидывай цену, но осторожно, а то будет подозрительно.

За джинсы, которые закупали оптом по 150-200 рублей, просили тысячу, уступая за 700-800. Особенно ужасала Надю тетка лет 50, которая делала торговцам минет за 100 рублей. И желающие находились. Рынок работал без выходных. Надя приходила вечером — и падала без сил. Анька же потихоньку от матери стала спать с Аликом. Он отпрашивал ее днем, когда квартира была свободной, потом она возвращалась на работу. Надя уже не ругалась, просто сказала дочери: «Ну, ты и дрянь. Смотри, в подоле не принеси».

А потом Алик пропал. Стали выяснять у его товарищей, те сказали, что он уехал на родину, где его ждет невеста, и вернется не скоро, если вообще вернется. Так Надя, Аня и Никита остались в Москве одни, безо всякой поддержки. Анькина любовь перешла в ненависть ко всем азербайджанцам. Они стали искать другое жилье, подешевле, и чтобы соседями были не выходцы с Кавказа.

Постепенно адаптировались к рыночной действительности. Аня хорошо себя зарекомендовала, ее пригласил русский торговец — причем не просто продавцом, а компаньоном. Она теперь ездила на оптовые склады, выбирала товар. Решили торговать самыми качественными индонезийскими джинсами, без обмана. Работали по очереди, и у девушки даже появились выходные. В один из таких дней, когда Аня, освободившись в 12 часов, ехала от метро Щелковская домой, и произошло несчастье.

… К ней примчалась Ольга, бывшая Анина хозяйка, и запричитала: «Ой, беда, дивчина твоя в больнице, беги к ней скорей!» Надя чуть не опрокинула свою тележку с едой. От бестолковой хохлушки ничего не могла добиться, кроме того, что Аня в травматологии и ей позвонили из больницы на сотовый.

Кое-как договорившись с хозяином кафе, Надя поспешила в больницу. Ее с трудом пропустили к дочери. Вид у Ани был такой, словно ее долго били головой об асфальт — на лице не осталось живого места, лоб перебинтован. Но, слава Богу, живая и ничего не сломано.

Дочь рассказала, что с ней случилось, и у Нади аж сердце защемило от злости и обиды. С ее девочкой, ее кровиночкой так поступили… Однако мысли о мести пришли только потом, когда в возбуждении уголовного дела было отказано и ей выдали письменное уведомление, что добиваться справедливости и компенсации ущерба она может в частном порядке.

Для начала обратилась к Вадику, с которым Аня работала. Но он отказался ей помогать, объяснив: «Извини, у меня такое правило — не ввязываться ни в какие разборки». «Что ж, придется самой», — решила она. В ней снова проснулась почти забытая отчаянная решимость, помогавшая добиваться побед на борцовском ковре…

Поезд подошел к перрону Рижского вокзала. Она опять в Москве. «Да, — еще раз сделала вывод Надя, — он получил то, что заслуживал. А нам надо жить дальше».

* * *

И вновь Зорин, Глебов и Конусов собрались на «совет в Филях», как называл это Лешка.

— Ну что ж, уважаемые коллеги, — резюмировал Зорин промежуточные результаты их расследования, — как говорят французы, «шерше ля фам». То есть нам предстоит найти женщину, которая была в гостях у Серова, чей отпечаток пальца, вероятно, и остался на кнопке телевизора.

— Да просто он бабу привел, — заявил Конусов, — соседи подтверждают, что он приводил женщин в ту квартиру, правда, редко.

— Боюсь, — возразил Зорин, — что интересующая нас дама — не просто баба, как изволил выразиться Алексей Геннадьевич, а лицо, которое может пролить свет на истину. Александр Скворцов, сосед Серова с пятого этажа, видел эту женщину примерно в 20.00 в тот день. Труп был обнаружен в 20.35, причем не сразу. Смею утверждать, что незнакомка способна раскрыть нам тайну последних минут жизни потерпевшего.

— Васильич, — вступил в разговор молчавший до сих пор Глебов, — где мы ее будем искать? Мало ли в Ржеве женщин с такими приметами? По картотеке ее пальцы не числятся, если они вообще ее.

— Тем не менее, — вздохнул Зорин, — искать нам ее придется. Так что давайте рассуждать. Ни жена, ни сестра ни разу не видели Серова в обществе женщины с такими приметами. Он вообще предпочитал крупных высоких дам, а эта ростом около 160 сантиметров и довольно хрупкая, если верить нашему единственному свидетелю. А у меня нет оснований ему не верить. Серов, еще за неделю до своего приезда говоривший по телефону дочке, что не собирается в ближайшее время в Ржев, неожиданно является, причем заведомо знает, что супруга и дочь на курорте. Почему?

— Познакомился с женщиной, — предположил Алексей,— и решил с ней встретиться в Ржеве. В Москве-то он наверняка в общаге жил.

— Может быть. Тогда надо предположить, что у Серова резко изменился вкус, во что не очень верится.

— Может быть, — отстаивал свою точку зрения Конусов, — она его не внешностью покорила, а душой.

— Так, ладно, допустим. Он, кстати, мог за эти дни и в Ржеве с кем-нибудь познакомиться. Но, по словам соседок, которые почти весь световой день сидят на лавочках во дворе, его видели только два раза и одного. Он почти не выходил… Вечером 15 августа в гости к потерпевшему приходит женщина, причем он ее ждет, поскольку на подъездной двери — домофон.

— Можно дождаться, когда кто-нибудь выйдет, — вставил реплику Алексей, — и вскочить в подъезд.

— Отпадает. В этом случае обязательно был бы свидетель, мы ведь соседей несколько раз опрашивали… Женщина заходит в квартиру Серова, сидит в кресле в мокрой кофте из черной ангорской шерсти, включает телевизор с помощью кнопки, чего хозяин себе не позволяет.

— А почему кофта мокрая? — уточнил Глебов.

— Шел довольно сильный дождь, уберечься от воды нелегко даже с большим зонтом. Если подытоживать, поведение дамы не слишком вписывается в образ любовницы.

— Из квартиры ничего не пропало? — поинтересовался Конусов.

— Ничего. Но ни при покойнике, ни в квартире не обнаружено сотового телефона и документов.

— Одни шарады и ребусы, — проворчал Алексей.

— Все идет к тому, уважаемый Алексей Геннадьевич, что нам с вами придется посетить Москву и побывать на месте работы Серова. Может, его коллеги нам что-нибудь прояснят.

— Ага, — сыронизировал Конусов, — поссорился с учетчицей насчет закрытия нарядов, а она приехала в Ржев и его замочила.

— А теперь, — не обращая внимания на молодого коллегу, продолжал Зорин, — я сообщу вам нечто интересное. Елена Серова по моей просьбе отыскала супругу человека, с которым Серов отправился полгода назад в Москву. Она позвонила ему, и он ей сказал, что Серов на стройке отработал лишь три месяца, после чего уволился. Причем просил об этом не распространяться.

— Вот так да, — задумчиво проговорил Глебов, — а где же он в Москве обитал и чем занимался?

— Думаю, ответив на эти вопросы, мы разгадаем все шарады и ребусы. Так что завтра мы с Лешей едем в столицу. Заодно сестру навещу, а то зовет, а мне все некогда. А ты, Володя, останешься здесь, «на хозяйстве».

— Васильич, — осенило Конусова, — когда они уже расходились, — телефон у него, наверное, не зря пропал. У жены и дочери есть его номер, хорошо бы взять у сотового оператора распечатку последних переговоров.

— Я думал об этом, — улыбнулся Михаил Васильевич. — У Серова московский «Мегафон». Если нам с помощью партнеров в Москве удастся договориться с оператором, уверен, наша задача облегчится.

— Ну, Васильич, ты голова, — восхитился Лешка.

Продолжение следует.