Вход

В частном порядке. Детективная повесть

Сын побежал к ближайшему телефону-автомату, позвонил в милицию и сообщил о происшествии. А потом пошел к ней. Они переписали ДТП с камеры на обычную видеокассету, и Надя на следующий день отправилась к этой женщине, подруге Серова. Она почему-то не сомневалась, что Серов удрал в Ржев.

Надя

Сын побежал к ближайшему телефону-автомату, позвонил в милицию и сообщил о происшествии. А потом пошел к ней. Они переписали ДТП с камеры на обычную видеокассету, и Надя на следующий день отправилась к этой женщине, подруге Серова. Она почему-то не сомневалась, что Серов удрал в Ржев.

В частном порядке. Детективная повесть

— Мне надо его увидеть, — настаивала Надя.

— Кто вы такая, откуда его знаете? — возмущалась та.

— Он избил мою дочь и будет за это наказан… Вы, кстати, тоже были в этой машине. Так что давайте его телефон, или я иду в милицию с кассетой. Не хотите посмотреть?

Посмотреть дама отказалась. Сославшись на неисправность домашнего телефона, повела ее к тому самому автомату, с которого Никитка вызывал милицию. Набрала номер по бумажке, дала ей трубку.

— Серов, — сказала Надя, — это говорит мать девушки, которую ты избил, помнишь? У меня есть видеокассета, где записано, как ты сбил человека и скрылся.

— Что вы хотите? — ответил он.

— Что я хочу, сообщу при встрече.

— Я сейчас не в Москве.

— Я знаю, что ты в Ржеве. Это мой родной город, мы земляки. Так что называй адрес и время, завтра я приеду с кассетой.

— А если я откажусь?

— Тогда сядешь, потому что я немедленно несу это кино в милицию.

— Ладно, записывайте адрес. Жду в 19 часов.

— Я запомню.

Она ехала в Ржев, и у нее не было страха, только ненависть и злость. Впрочем, она, конечно, подстрахуется — оставит у Любы оригинал видеозаписи. И сотрет его, если только он выполнит ее условия. Что будет потом, она не загадывала. Но была уверена, что Серов понесет наказание и за второе преступление. Но сначала пусть заплатит за Аню.

Вкратце объяснила Любе, куда едет и что делать, если вдруг задержится. Лил дождь, пришлось взять у Любашки зонт, но она все равно промокла, пока шла с Робеспьера. Он открыл ей сначала подъездную дверь с домофоном, потом квартирную. Кувшинообразная голова, какая-то нелепая прическа — короткая неровная челка, словно приклеена ко лбу (сам себя, что ли, ножницами ровняет); сутулый, узкогубый. Она села в кресло, зонт положила рядом. Он заметно волновался, а она ощущала себя, как перед ответственной финальной схваткой — небольшой мандраж и внутренняя собранность.

— Может, выпьем? — предложил он.

— Я не пью. И не курю — упреждая следующий вопрос, когда он взял из пачки сигарету.

Он достал из серванта бутылку водки, высокую рюмку и налил себе. Потом закурил. Она не торопилась начинать разговор.

— Так какие ваши условия? — наконец спросил он.

— Условия мои такие. У меня в сумке лежит кассета. Не хочешь посмотреть?

— Почему бы нет?

— Он включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон. Они молча наблюдали, как он садится в машину, потом вышла из подъезда его женщина и заняла место пассажира. Вот «Гольф» скрывается из вида, пауза, автомобиль возвращается, идущий по дороге парень оглядывается, видит несущуюся легковушку, пытается отпрыгнуть в сторону, но именно туда и смещается «Гольф», пытаясь миновать человека. Тело отлетает метров на пятнадцать. Машина разворачивается и скрывается. Конец фильма.

— Что вы хотите? — переспросил он, наливая себе целую рюмку и залпом ее выпивая.

— Я хочу, чтобы ты испытал то, что чувствовала моя дочь, когда ты ее избивал. Чтобы тебе было так же страшно и так же больно. Ты должен спрыгнуть с третьего этажа. Сам, добровольно. Удачно, что твоя квартира именно на третьем этаже, иначе бы тебе пришлось прыгать из подъездного окна какого-нибудь другого дома.

— А если я разобьюсь?

— Не разобьешься. В худшем случае, сломаешь ногу.

— А ты пойдешь в милицию и расскажешь, что я сбил человека? — он явно захмелел и перешел на «ты».

— Если спрыгнешь, я оставлю тебе эту кассету, а позже сотру оригинал из видеокамеры. В милицию обращаться не буду.

Он вновь налил водки, выпил и закурил.

— И я тебе должен верить?

— Придется поверить, у тебя нет другого выхода. Ты теперь будешь жить и дрожать. А если, не дай Бог, со мной что-нибудь случится, мои друзья пойдут не в милицию, а к родителям того пацана, которого ты угробил. И уж от них пощады не жди.

— Твоя дочь стерва. Она ехала «зайцем», а потом стала царапаться и драться.

— Она девушка, а ты поднял на нее руку. Ты вообще не мужик, а дерьмо.

— Я тебе сейчас покажу дерьмо.

Он встал и нетвердой походкой пошел к балкону, распахнул обе двери. Потом направился к ней. Его глаза стали безумными.

— Ты у меня сейчас сама спрыгнешь, сука. Плевал я на твои записи.

Он схватил ее и потащил к балкону. Она сопротивлялась, они задели сервант, что-то упало и разбилось. Он был гораздо тяжелее и сильнее ее, ей трудно было ему противостоять, тем более, что его силы удесятерялись от бешенства. Они оказались на балконе. Еще мгновение — и она бы полетела вниз…

— Как же получилось, — удивился Зорин, — что в итоге внизу оказался Серов. Вы ведь такая хрупкая женщина.

— Васильич, — вмешался Алексей, — хочешь, я продемонстрирую дедукцию? Боксера можно узнать по носу, а борца — по ушам. Надежда Викторовна, видимо, раньше занималась какой-нибудь борьбой.

— А что у меня с ушами? — испугалась Надя.

— Да ничего особенного, небольшой дефект, видный только опытному глазу. Ну, так занимались?

— Я была КМС по самбо.

— А мне на всю жизнь запомнилось, как однажды, еще в Казахстане, мы тренировались в зале с девчонками-дзюдоистками. Там одна легковеска лихо бросала 90-килограммовое чучело.

— Да, — призналась Надя, — он попался на мой любимый прием. Но у меня не было другого выхода.

— Необходимая самооборона, — констатировал Фомин.

— Совершенно согласен, — отозвался Зорин — Надежда Викторовна, что было дальше?

— Я жутко перепугалась. Он полетел вниз головой, так что я была уверена, что как минимум потерял сознание. Ждала, что позвонят в дверь и не знала, что делать. Но никто не звонил. Я закрыла балконную дверь, нижняя защелка упала. Тут-то мне и пришло в голову, что это можно использовать — будто он сам себя запер. В Торжке мать моей знакомой в такой же ситуации два часа стояла на балконе, пока на другой балкон не вышла соседка, и она не попросила ее позвонить дочери.

— Окно в маленькую комнату тоже вы открыли?

— Да. Чтобы создать впечатление, что он лез туда и сорвался. Потом выключила телевизор, до-стала кассету. Решила немного убраться — чтобы не было следов моего пребывания. Поставила водку и рюмку в сервант, собрала осколки от разбитой вазы.

— Вы взяли их с собой? — уточнил Зорин.

— Да, нашла какую-то старую газету, собрала и положила в сумку. Потом выбросила в урну.

— Но ведь осколки вазы в ведре не вызвали бы подозрения.

— Я была в таком состоянии, что не могла все делать обдуманно и хладнокровно.

— Тем не менее вы не растерялись, — похвалил ее Конусов, — и почти все сделали правильно. Во всяком случае, в милиции смерть Серова сочли несчастным случаем.

— В последний момент я вспомнила про отпечатки пальцев и стерла носовым платком их с бутылки, ручки кресла, балконной двери и вообще везде, где касалась.

— Вы не стерли их с кнопки вы-ключения телевизора, — напомнил Зорин.

После обеда Зорин с Конусовым возвращались в Ржев.

— Что будем говорить Серовой? — спросил Алексей.

— Правду. Не думаю, что она захочет ворошить это дело. Супруг ее в данной ситуации выглядел, мягко говоря, некрасиво.

Елена Серова, которой они доложили о результатах расследования, согласилась, что надо оставить все как есть. Но поблагодарила сотрудников «Юрбюро» за работу.

— Лучше правда, пусть даже такая, чем сомнения и неизвестность, — заключила она.

Андрей Симонов

Главный редактор газеты, член Союза журналистов России