Кошки блокадного Ленинграда

Если со стороны Невского проспекта войти на Малую Садовую улицу, справа, на уровне второго этажа Елисеевского магазина, можно увидеть бронзового кота. Зовут его Елисей. Бронзовый зверь любим жителями города и многочисленными туристами. Напротив, на карнизе дома № 3, живет подруга Елисея — кошка Василиса.

Автором идеи является Сергей Лебедев, скульптором — Владимир Петровичев, спонсором — Илья Ботка. Памятник коту установили 25 января 2000-го, а невесту ему поставили 1 апреля того же года. Имена котам придумывали жители города. Считается, что если забросить монетку на постамент Елисею, будет вам радость и удача. По легенде, в предрассветные часы, когда улица пуста, а вывески и фонари горят уже не так ярко, можно услышать, как бронзовые кисы перемяукиваются. Казалось бы, как мило, поставили петербуржцы памятник домашней зверушке. Но кошки памятник заслужили.

8 сентября 1941 года Ленинград был взят в кольцо, началась блокада. Скоро в городе стало нечего есть, жители начали умирать. В страшную зиму 1941—1942 годов съели все, даже домашних животных. Но если люди умирали, крысы плодились и размножались. Оказалось, еды в голодном городе для крыс хватало. Блокадница Кира Логинова вспоминала, что тьма крыс длинными шеренгами двигалась по Шлиссельбургскому тракту (ныне проспекту Обуховской обороны) к мельнице, где мололи муку для всего города. В крыс стреляли, их пытались давить танками, но ничего не получалось: они забирались на танки и благополучно ехали на них дальше. Это был враг организованный, умный и жестокий. Когда крысы переходили дорогу, даже трамваи вынуждены были останавливаться.

— Весной 42-го, — вспоминает блокадница Зоя Корнильева, — мы с сестрой шли на огород, разбитый прямо на стадионе на Левашевской улице. И вдруг увидели, что прямо на нас движется какая-то серая масса. Крысы! Когда прибежали на огород, там все уже было съедено.

Все виды оружия, бомбежки и огонь пожаров оказались бессильны уничтожить «пятую колонну», объедавшую умиравших от голода блокадников. Серые твари сжирали даже те крохи еды, что оставались в городе. Кроме того, из-за полчищ крыс возникла угроза эпидемий. И тогда сразу после прорыва блокады, в апреле 1943 года, вышло постановление за подписью председателя Ленсовета о необходимости выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек (дымчатые считались лучшими крысоловами). Очевидцы рассказывали, что кошек расхватывали моментально, за ними выстраивались очереди. Л. Пантелеев записал в блокадном дневнике в январе 1944 года: "Котенок в Ленинграде стоит 500 рублей" (килограмм хлеба тогда продавался с рук за 50 рублей, зарплата сторожа составляла 120 рублей).

— За кошку, — говорит Зоя Корнильева, — отдавали самое дорогое, что у нас было — хлеб. Я сама оставляла понемногу от своей пайки, чтобы потом обменять этот хлеб на котенка.

Ярославские кошки быстро сумели отогнать грызунов от продовольственных складов, однако полностью решить проблему не могли. Поэтому в самом конце войны была объявлена еще одна кошачья мобилизация. На этот раз котов набирали в Сибири. В Тюмени, например, собрали 238 котов и кошек в возрасте от полугода до 5 лет. Многие сами приносили своих любимцев на сборный пункт. Первым из добровольцев стал черно-белый кот Амур, которого хозяйка лично сдала с пожеланиями «внести вклад в борьбу с ненавистным врагом». Всего в Ленинград было направлено 5 тысяч омских, тюменских, иркутских котов, которые с честью справились со своей задачей — очистили город от грызунов. Так что среди питерских мурок почти не осталось коренных, местных. Большинство имеет ярославские или сибирские корни.

Легендарный кот Максим

О, возможно, единственном выжившем в блокаду коте давно ходят легенды. В конце прошлого века историю Максима поведал специальный корреспондент «Комсомольской правды», автор рассказов о животных Василий Песков.

Во время блокады практически все кошки погибли от голода или были съедены. Именно поэтому рассказ его хозяйки заинтересовал писателя.

«В нашей семье дошло до того, что дядя требовал кота на съедение чуть ли не каждый день, — приводит Песков слова владелицы животного Веры Николаевны Володиной. — Мы с мамой, когда уходили из дома, запирали Максима на ключ в маленькой комнате. Жил у нас еще попугай Жак. В хорошие времена Жаконя пел, разговаривал. А тут с голоду облез и притих. Немного подсолнечных семечек, которые мы выменяли на папино ружье, скоро кончились. Жак был обречен. Кот Максим тоже еле бродил — шерсть вылезала клоками, когти не убирались, перестал даже мяукать, выпрашивая еду. Однажды Макс ухитрился залезть в клетку к Жаконе. В иное время случилась бы драма. А вот что увидели мы, вернувшись домой. Птица и кот в холодной комнате спали, прижавшись друг к другу. На дядю это так подействовало, что он перестал на кота покушаться».

Вскоре попугай погиб, а вот котейка выжил. И оказался чуть ли не единственной кошкой, пережившей блокаду. В дом Володиных стали даже водить экскурсии — все хотели глянуть на это чудо. Учителя приводили целые классы. Умер Максим только в 1957 году. От старости.

 По материалам интернета