Дневник легкомысленной барышни, или Возвращение записок младенца Софьи

Мне пять лет и девять месяцев

Последний месяц нашего пребывания в Вышнем Волочке родители решили отметить в Анапе. С легкой руки папы я впервые увидела море. Мама тоже. Ей тогда было почти тридцать. (Ей несколько лет подряд было почти тридцать). Море появилось все и сразу из-за большого песчаного холма — огромное, слепящее, шебуршащее и остолбеняющее. Мама стояла, не шевелясь, улыбалась и придерживала рукой новую соломенную шляпу. В ней она была похожа на дяденьку с обложки одной книги: он такой бородатый, в лодке сидит, а поперек лодки — здоровенная рыба.

В Анапе я объездила строптивого пони, кобылу в яблоках, флегматичного верблюда и немножко папу. Против последнего мама сильно возражает до сих пор. Звери гнут спину — ей не жалко, на папину же шею залезть не моги. А еще я увидела маленькопитащих дельфинов.

Три недели мы парили ласты под черноморским солнцем, трескали мороженое в стаканчиках ведрами и выгуливали мамины платья. А потом нас ждало не просто возвращение, а перемещение — мы с мамой должны были последовать за отцом в Москву. Совсем.

Мне шесть лет

Я, конечно, самое интересное пропустила: сбор, утрамбовка и перевозка вещей, а также ремонт новой квартиры прошли мимо меня — бабушки уберегли. Москва своей новой шестилетней жительнице дала здоровенную затрещину в виде аллергии на любимую кошку. Мою ненаглядную Рысю, это разоблаченное биологическое оружие, пришлось срочно эвакуировать к бабушке с дедушкой. И мы остались втроем.

Как я уже говорила, детских садов в моей жизни было много, но только в столице не досталось ни одного. Чтобы восполнить этот пробел, родители решили отдать меня в кружок рисования и на студию современных танцев.

— Мам, а ты сама-то танцевать умеешь? — спрашивала я родительницу.

— Ага. «На веселых на утят быть похожими хотят…» 

— Ты себя явно недооцениваешь, — вмешивался папа. — А как же «В Антарктиде льдины землю скрыли…»?

— Мам, ну, а рисовать хотя б умеешь? — не отставала я.

— Умею, — ответила мама, — медведя, лезущего на дерево. А папа, — продолжала она, повысив голос, — даже мышку-вид сзади.

В Москве я встретила массу детей с интересными, не знакомыми доныне именами. Например, в нашей группе по рисованию были девочки Таисия и Анисия. Прям Котауси и Мауси. Но это так, к слову.

Однажды наш преподаватель живописи предложил детям поучаствовать в весеннем празднике птиц, который проводился в роскошном зоологическом музее имени М. Ломоносова. На втором этаже выставлялся большой стенд, на котором обещали разместить лучшие работы. Каждого пернатого нужно было нарисовать на отдельной карточке. Я их намалевала целую стаю, от пингвина до воробья, и свалилась спать. Другими словами, раскрашивать мои творения предстояло родителям. Мама взялась за стройную пеструю дрофу и, конечно, все испортила. Пробовала сама нарисовать, но получался, действительно, медведь, лезущий на дерево. Тогда за дело взялся папа, и, вопреки ожиданиям, вместо мышки-вид сзади вышла очень даже красивая птица. Редкая. Мама взяла карточку, внизу карандашиком подписала: «Саша Аракчеев, 35 лет» и потянулась за карточкой со снегирем. Однако папа перехватил ее руку:

— Возьми лучше фламинго, он однотонный.

В день праздника перед нами выступали работники московского зоопарка. Они рассказывали интересные истории из жизни птиц и показывали нам некоторых представителей, привязав их предварительно к своей руке. Больше всех мне филин понравился: пушистый такой, глазастый, с маленькими ушками. А потом мы поднялись наверх, и я увидела большой-большой стенд, увешанный рисунками. Были там и мои, и Анисины, и Таисины, и некоего Саши Аракчеева.

Что же касается моей танцевальной карьеры, уже через три месяца после начала занятий я дебютировала на сцене в составе группы с номером «Лягушата».

Мама все билась со мной над одной сценой:

— Соня, у вас танец лягушат, а не «Гамлет». Вы высматриваете муху, а не получаете весть о ее трагической гибели. То есть, когда ты делаешь выпад, нужно шею вытягивать вперед, а не голову назад запрокидывать, и ладошку к глазам ребром подносить, а не тыльной стороной себя по лбу бить.

Следующая постановка называлась «Танец волшебных пузырьков», исполнялась верхом на надувном мяче. Костюм мой был расшит мячиками для пинг-понга, которые мама полночи красила на манер пасхальных яиц, а папа пришивал к рукавам, пузу, плечам. В этом костюме я была похожа на чучело, которое служило проверкой на профпригодность у воров-карманников. Только у меня не колокольчики, а мячики. Зато на голове еще хвостики, схваченные воздушными шарами.

Слава Богу, премьера танца прошла гладко и весело. Ни один шар не пострадал, зрителю наш маскарад пришелся по вкусу, так что родители мой концертный мяч за рога по всей Москве таскали. А еще на одном концерте при перевоплощении из лягушонка в пузырек у меня колготки в сиденье кресла застряли. 

Продолжение. Начало в номере от 7 января  

Продолжение следует