Про комара можно сказать словами героя фильма: «Не брат ты мне...» Но, например, у буддистов нельзя лишать жизни даже крошечную букашку.

Гнезда под крышей и на веранде для моей дачи привычны.

Восхищаюсь своей кошкой Софьей Андреевной. А особенно ее умением представлять себя царицей всего дома.

Зоопарк, который представляет новую коллекцию в ЖД, на рекламных плакатах сам себя называет контактным. Животные на контакт со зрителем, особенно с детьми, идут с удовольствием. Даже попугаи дают себя погладить. Правда, молчат при этом. А вот работники зверинца с прессой контачат неохотно. 

Заезжие гастролеры, посещающие наш город, в рекламных проспектах неизменно указывают: «Впервые в Ржеве». И поди проверь. Им говоришь, я этого питона уже видел. 

— Да что вы?! — удивляются подозрительному недоверию. — Тот был маленький совсем, у этого даже лицо другое. К тому же, их два, один зеленый, другой альбинос.

— Что едят обезьяны? — пытаюсь раздуть затухающий разговор. — Мы всегда их видим подвижными, непоседливыми, они когда-нибудь спят? И что делают, когда просыпаются?

— Как спят? Обыкновенно. Ночью. Укладываются сами. Просыпаются, болтают. Едят бананы, особенно любят виноград.

 Любезно приглашают посмотреть зверей. Без сопровождающих. От комментариев пытаются отбояриться. Мол, начальник  не велел связываться с газетами. Поначалу  что-то хотел разместить,  потом передумал — кто летом газеты читает.

— Вы с Кавказа?

— Из Питера.

Должно быть, в Питере газеты читают зимой, а летом ходят на экзотических животных. Экзотическое быстро становится заурядным. На те же бананы и ананасы уже смотришь, как на обычную горькую редьку. Удивлять и удивляться становится все трудней. 

Помнится, в один из дней, когда диковинное к нам привозили пореже и не такими порциями, пробирались мы с приятелем огородами, двором железнодорожного клуба. Там шла какая-то стройка, и обнажилось  русло древней речки Бобровки, загнанной под землю. Разглядываем вскрытое подземное русло и видим: на «берегу», среди строительного мусора, сидят два зверька, лапами рвут пробивающуюся среди обломков кирпичей зелень одуванчиков и сосредоточенно жуют. Нас зверьки  не испугались. Кажется, даже не удивились. Взгляд их вообще ничего не выражал. Они поднялись и медленно ушли, скрывшись за угол. Придя в себя, мы произнесли одновременно: «Бобры, что ль?!» 

Это были мартышки, они гастролировали в ЖД, про них тогда тоже писали:  впервые в Ржеве. 

Спросим у сотрудников, едят ли обезьяны одуванчики. Никого нет, все заняты, кто подметает, кто клетку чистит. Тогда у детей поинтересуемся, что им запомнилось.

Четырехлетняя Алиса назвала питона питонцем. Ей понравился белый пушистый кролик с усиками и петух с длинным хвостом и гребешком на груди. Мама расшифровала: петух — это игуана, а кролик — шиншилла. Наших предков Алиса тоже запомнила: «Там была такая большая обезьяна, она ела морковку, чесалась и грызла ногти, как человек». Наша морковь для приматов — экзотика; бананы и виноград, небось, осточертели.