Сергей Каледин, счастливый и свободный

У писателя Сергея Каледина в этом году двойной юбилей: семьдесят лет со дня рождения и тридцатилетие экранизации самой известной его повести «Смиренное кладбище». В одном из интервью Каледин признается, что писателем он становиться не желал. «Я хотел быть ну, не столько хулиганом, сколько бездельником, может быть, слегка пьяницей, может быть, не слегка. Я был совсем бесшабашным. До такой степени, что меня исключили из девятого класса. В основном за прогулы».
Мама Сергея, переводчик с тюркских языков, наблюдая за лентяем-сыном, только разводила руками. Все же родительского авторитета хватило, чтобы заставить отпрыска закончить среднюю школу экстерном. У Сергея даже достало силы воли поступить в 1968 году в Московский институт связи. Из которого, впрочем, он ушел после первого курса в армию. Служил в Ангарске, в стройбате, где за ослушание был переведен в «исправительную часть».
В 1972-1979 годах Каледин учился в Литинституте им. Горького, куда его определила мать «переводчиком с татарского языка». На факультет, где какое-то время преподавала сама. Осознав, что никакой переводчик из него не получится, Сергей перешел на отделение критики. Во время учебы работал могильщиком на кладбище (1976), позже — сторожем и кочегаром в сельской церкви (1986-87). «Я пишу только то, что прожил сам, — вспоминает Каледин. — Завидую тем, кто может что-то приврать. Мне все приходится брать из собственной биографии. Работал могильщиком — появилось «Смиренное кладбище», был в армии — «Стройбат», работал истопником и сторожем в деревенской церкви — «Поп и работник», подрабатывал монтажником и плотником — «Шабашка Глеба Богдышева». У меня была любовь — это «Куку», «Коридор» — история моей семьи, «Тахана Мерказит» (на иврите: центральный автовокзал) — о том, как я ездил к сыну в Израиль и по дурости «завез» туда своего соседа по даче — русского дядьку, антисемита, и что из этого получилось...»
В 1978-м в качестве дипломной работы в Литературном институте Каледин представил повесть «Смиренное кладбище» (впервые опубликованную в журнале «Новый мир» в 1987 году). Почему повесть не печатали почти десятилетие, понятно. В те годы считалось непринятым освещать «темные углы» жизни величайшей страны мира — СССР. А неприглядных фактов советской действительности в дебютной повести Каледина предостаточно.
Герой «Смиренного кладбища» Лешка Воробей мальчишкой убежал от мачехи и отца, попал в колонию. После колонии долго скитался, в конце концов, завел семью, пристроился работать на кладбище. но все это не означало наступления эпохи хотя бы относительного благополучия. Лешка пил, пила его жена, брат, пили друзья и подруги. После того, как, «набравшись до бессознательного состояния, родной брат проломил Лехе череп, он почти перестал видеть и слышать».
Каледин скрупулезно собрал мельчайшие подробности существования своего героя: подробно описал процесс рытья могил, установки памятников, сооружения цветников. Он создал картину мира, в котором «отменены» нормы человеческого общежития и действуют свои особые законы. Так, бывший фронтовик в этом мире совершенно спокойно может нацепить кладбищенский венок на бездомную собаку, а сам Леха не менее хладнокровно ради собственной забавы заталкивает эту же собаку в печь. Несмотря на кажущуюся безысходность жизни в обособленном кладбищенском мирке, Лехе другого, лучшего, мира и не надо. Без привычной среды обитания он себя уже не представляет. Узнав, что его поперли с кладбища за сбыт «бесхоза» (заброшенной могилы), залпом выпивает стакан спиртного, что для него равносильно самоубийству.
В повести «Стройбат» Каледин также обращается к запретному в доперестроечные времена материалу — неуставным отношениям в армии, хотя открытие темы принадлежит В. Рыбакову («Тяжесть») и Ю. Полякову («Сто дней до приказа»).

***
Прозу Каледина называли «провокативной» и «бездуховной» (Е. Ознобкина), «остросоциальной, но почти не претендующей на художественность» (В. Курицын), «чернухой» (А. Марченко), обвиняли в «нарочитости», «грубости» и «вычурности» (В. Коробов). В. Быков, считая Каледина «остроконфликтным автором», писал, что «правда жизненных отношений для него главнее всего» и что «правда эта у Каледина, как правило, весьма горька, иногда до отвращения неприглядна... мы не привыкли к такой шокирующей правдивости...».
Сам Каледин признавался: «Меня всегда привлекала жизнь, которая находится ниже ватерлинии. Это давнишняя традиция в литературе — жизнь маленького человека... Не то что это сплошная бомжатина, проститутье, бандиты. Просто незаметный серый человек, не умеющий о себе рассказать».
Герой Каледина — «маленький человек», но со сложным внутренним миром, для которого не совсем обесценились такие ценности, как любовь, дружба и честь. Для героев «Стройбата» необыкновенно важным оказывается понятие «земляк» (в повести — «земеля»): «...Даже подумать страшно, как бы он мог служить без земляка на КПП. Вон вчера Валеркин молодой на себе его волок, а ведь всех бухих Валерка сперва сам отоваривает на КПП, а потом сдает на губу».
Произведения Сергея Каледина популярны (а может, и не очень) не только на родине. Издаются на английском, иврите, немецком, французском и других языках. Повесть «Смиренное кладбище» экранизирована (1989 г, режиссер А. Итыгилов), а по «Стройбату» в 1990-м режиссер Л. Додин в ленинградском Малом драматическом театре поставил спектакль «Гаудеамус». Казалось бы, для знания психологии маленьких, «смиренных» людей опыта, полученного Калединым в армии, церкви и на кладбище, вполне достаточно. Ан нет: «В жизни была пятилетняя впадина, которую заняла Можайская детская воспитательная колония, где я был дядькой-опекуном с подачи Люси Улицкой. Пришел к ней, сказал: «Люся, мне делать нечего, скучаю. Писать не хочу». Она мне: «Твое место в тюрьме». «Как это так?» — «А вот так. Рядом с твоей дачей — колония. Пойди туда. Будешь нужен детям, а они будут нужны тебе, дальше посмотришь». Это были ее пророческие слова: лучший этап в жизни выдался у меня. Кончился, однако, и он: начальника колонии, полковника Шатохина Бориса Анатольевича, попросили покинуть пост, ушли две замечательные психологини — и тюрьма стала тюрьмой. Контакты с пацанами, конечно, остались. А по большому счету не вышло ничего. Тюремная система непрошибаема, нарушить ее целостность — дело невозможное. Архипелаг ГУЛАГ, только помягше. Но с места все это хозяйство не сойдет».

***
Сейчас писатель живет в Москве, продолжает писать рассказы. Творит без спешки. Считает, что два произведения в год — вполне достаточно. Утверждает, что с пятнадцати лет мечтал, чтобы жить на пенсию, и писать только тогда, когда захочется, когда наступит потребность. Пожалуй, в этом и есть высшее человеческое счастье — ни от кого не зависеть и заниматься любимым делом.•