Чья дочь Тамарка? Архивные документы

Иногда, работая в архиве, обнаруживаешь жемчужины. Почитайте — и вы со мной согласитесь (орфография оригинала сохранена).

1927 года 13 ноября. «В восемь часов вечера делать было нечево беру ручку в руки пишу письмо атскуки. Рука моя не пишет рука моя дрожит а сердце так и ноет наверное хошь забыть. Писать невольна я решился любовь заставила меня она мне сердце давит больна прошу вас выслушать меня. Я вас люблю безумна, страстна своей всей пылкостью младой атвас остался я несчастный  когда другова вы нашли. Поверьже Маня как мне скучна не могу тебя забыть мое сердце так и ноет чует забудешь ты меня. Для меня ты точна роза а васне точна букет и скажу я вам открыта лучше Мани в свете нет. Кагда выду, Мань, на волю то счеслива будешь ты, ведь я Маничка табою всем же сердцем даражу. И тебя я не забуду и за себя тебя возьму».

Какое девичье сердце не растает от такого письма? Это — образец ржевского тюремного фольклора 20-х годов. Подобных писем кавалер написал Мане восемь. Все они приобщены к делу о признании отцовства и взыскании алиментов с Ивана Кулыгина в пользу Марии Чернецовой на содержание дочери Тамары. Девочка появилась на свет 17 июня 1928 года в деревне Плешки Панинской волости. Отцом в свидетельстве о рождении записан Иван Кулыгин, правда, с пометкой, что родители в браке не зарегистрированы.

Семья 23-летней Марии Чернецовой состояла из нее самой, новорожденной дочери Тамары, матери Евдокии 55 лет и брата Василия 18 лет. Мария пять лет проживала в батрачках в деревне Зеленичено (позже название трансформировалось в Зеленькино), брат и мать вели домашнее хозяйство, которое на июль 1928 года состояло из избы, двора, сарая, лошади, коровы, 2,16 десятин пахотной и 0,84 укосной земли — относилось к числу бедняцких.

Вот что пишет Мария в заявлении суду: «В деревне Зеленичено я жила в батрачках и сошлась там с гражданином Кулыгиным, от которого родила дочь. Кулыгину было послано извещение о рождении у него ребенка, но он не признал себя отцом. Ввиду полного отсутствия у меня средств прошу суд взыскать с ответчика на содержание ребенка по 10 рублей в месяц и 25 рублей единовременно на роды».

Иван отрицал не только отцовство, но даже знакомство с Чернецовой. Он указывает, что с февраля 1927 года по апрель 1928-го находился в ржевском исправтруддоме. Проще говоря — отбывал тюремное заключение. Соответственно, не имел возможности свести знакомство с батрачкой.

Суд послал запрос в ИТД. Начальник ржевского исправтруддома сообщил: «И. Кулыгин содержался под стражей  с 22 мая 1927 года по 20 апреля 1928 года по приговору Тверьгубсуда от 18.05 по ст. 137 УК. По наведенным справкам, Кулыгин в отпуску не значился, а был в самовольной отлучке с 12 по 24 октября 1927 года».

Чернецова в качестве свидетельства предоставила уже упомянутые письма, а также ходатайствовала допросить жителей деревни Зеленичено. Той самой, откуда родом Иван. 16-летняя Антонина Онегина пояснила, что Мария Чернецова жила в их деревне в работницах, иногда она видела ее гуляющей с гражданином Кулыгиным. Гуляла ли Мария с кем-нибудь еще, Антонина не видела. Остальные допрошенные свидетели ответили, что вместе Чернецову и Кулыгина не видели.

Мария утверждала, что Иван за ней ухаживал, ходил к ней в избу на свидания, в том числе в сентябре 1927 года. Более того, жители Плешков Маркел Сычков и Михаил Кожухов подтвердили, что в сентябре 1927 года в Михайлов день ответчик был у истицы в гостях в их деревне и ночевал у нее. Впрочем, Кулыгин, ссылаясь на то, что находился в ИТД, визит в Плешки отрицал.

Суд состоялся 23 декабря 1928 года. Иван на сей раз изменил позицию: «Действительно, в 1926 году я гулял с ней, но «по-хорошему», в близких отношениях не был. В начале 1927 года Мария ушла в свою деревню, месяца два мы не виделись. В феврале меня посадили в исправтруддом. Оттуда писал ей, чтобы ни с кем не гуляла, женюсь по освобождении. 19 мая 1927 года меня осудили на четыре года лишения свободы. После этого я узнал, что Чернецова стала гулять с другими и перестал ей писать. Исходя из даты рождения ребенка, начало беременности было в первой половине сентября. В это время я безотлучно сидел в ИТД. Первую отлучку имел 12 октября. С Чернецовой не встречался, так как мне было известно, что она гуляет с Николаем Занегиным.

Тем не менее суд признал Кулыгина отцом ребенка и определил, чтобы тот выделял на содержание  дочери Тамары по 5 рублей ежемесячно. Иван подал кассационную жалобу — и решение суда (редкий случай) было отменено. Основание: суд не проверил, был ли Кулыгин в самовольных отлучках, и когда именно.

Новое заседание суда состоялось уже в 1929 году — 11 апреля. Встал вопрос о вызове свидетеля Н. Занегина, который к тому времени служил красноармейцем в хозроте 144 стрелкового полка в Вышнем Волочке. Кроме того, ответчик просил привлечь к свидетельствованию жительницу деревни Першино Е. Кузнецову. Именно ей, по словам истца, Чернецова говорила летом 1927 года, что гуляет с Занегиным, а про Кулыгина забыла и думать.

Однако допросить Занегина ока­за­лось не так просто. Командир его не отпускал. В итоге процесс несколько раз откладывался и в конце концов прошел в его отсутствие.

9 июля 1928 года Мария Чернецова  поддержала иск, сказав, что с Кулыгиным знакома с 1924 года, познакомившись с ним на гуляниях, а затем вступив в связь. Уточнила: «В половое общение с ним вступила на четвертом году знакомства, так как Кулыгин все время обещал взять меня замуж. Связь началась после заключения Кулыгина под стражу за изнасилование, но он часто приходил домой и встречался со мною. Наказание по приговору отбывал в сельскохозяйственной колонии ржевского ИТД в Михерево. Первый половой акт произошел на улице осенью 1927 года. С Занегиным не встречалась, ребенок родился от Кулыгина. Он почти год платил алименты в сумме 5 рублей, но вот уже второй месяц ничего не получала». Кулыгин настаивал, что отцом ребенка является Занегин.

Суд выяснил, что Кулыгин в течение двух недель в октябре 1927 года был в бегах — именно в этот момент произошло зачатие ребенка. Письма свидетельствуют, что он находился в близких отношениях с истицей. Связь же с Занегиным фактами не подтверждается. В итоге отцовство Кулыгина было признано окончательно.