С юбилеем, Корней Иванович!

Из книги Чуковского «От двух до пяти»: «Мама, мама, паровоз купается!» — закричала девочка, впервые увидевшая пароход». Когда в ржевском парке на улице Мира еще не было паровоза, рядом, в киоске «Союзпечати», я купил сборник Блока. Купил впрок — мы в школе его еще не проходили. Открываю первую страницу, а там — вступительная статья Корнея Чуковского. Неужели тот самый дедушка Корней, который придумал Айболита и вырастил волшебное чудо-дерево? Оказалось, он. Киоска давно уже нет, паровоз в парке припарковался.
С 1914 по 1969 годы Корней Иванович вел рукописный альманах «Чукоккала». Название придумал Илья Репин, сосед по даче в Куоккале (ныне поселок Репино). Масштаб знакомств Корнея Ивановича поражает: в альманахе оставили автографы Ахматова, Белый, Блок, Бунин, Волошин, Горький, Гумилев, Куприн, Мандельштам, Маяковский, Пастернак, Шаляпин. Это далеко не полный список по алфавиту. Заморские классики тоже отметились: вот Герберт Уэллс, вот Конан Дойл. Толстого я забыл. Обоих. «При жизни Толстого, — сокрушается Чуковский, — меня дважды звали в Ясную Поляну: ему говорили обо мне Леонид Андреев и Короленко — я поехал, но не доехал — от той же проклятой застенчивости».
О какой застенчивости речь, станет ясно абзацем раньше: «Я всегда робел перед большими поэтами: хотя Блок был очень снисходителен ко мне — особенно в последнее время, — в разговоре с ним я становился косноязычен и глуп. С Пастернаком было то же самое. На днях был у меня Солженицын — я еле мог выговорить слово от волнения». Застенчивы были и те, о ком писал Чуковский. Запись из дневника, который он вел с 1901 года и до последнего дня: «25.11.1923. Зашел к Ахматовой. Она лежит, — подле нее Стендаль «De l’amour» («О любви»). Впервые приняла меня вполне по душе. «Я, говорит, вас ужасно боялась. Когда Анненков мне сказал, что вы пишете обо мне, я так и задрожала: пронеси Господи».
Ролан Быков рассказывал, как он в детстве заливался смехом, когда родители ему читали: «Ехали медведи на велосипеде». А я хохотал, когда мне читали финал из «Краденого солнца»: «И глядите: медвежата, / Как веселые котята, / Прямо к дедушке мохнатому, / Толстопятые, бегут: / «Здравствуй, дедушка, мы тут!» А сказку про садиста Бармалея не любил. И по сей день во многом согласен с Надеждой Константиновной Крупской, которая Корнея Ивановича распекала за «Бармалея». Или за «Крокодила»? Да хрен редьки не слаще…

***
Чуковский родился в 1882 году, он на 11 лет старше Маяковского, на два года младше Блока и на 14 лет старше Горького. Маяковский записал в «Чукоккалу»: «Скрыть сего нельзя уже: / Я мово Корнея / Третий год люблю (в душе), / Аль того раннее». Но это позже. Поначалу критик Чуковский в своих статьях называл футуриста Маяковского то шлифовальщиком склеенных образов, то вулканом, извергающим вату. Однажды в Политехническом Чуковский читал лекцию. Бесцеремонный футурист вломился в зал и в адрес лектора начал извергать далеко не вату. Но потом Чуковский разглядел в нем гениального поэта, познакомился. В тот же Политехнический тайком проносил его желтую кофту — полицейские в таком эпатажном наряде поэта в зал не пропускали.
Между ними была не одна женщина раздора. Есть воспоминания, где Чуковский выставил Маяковского из своего дома. «Об этом я слышал и от отца, и от матери, — свидетельствует сын Чуковского Николай. — Отец вспоминал об этом редко и неохотно, мать же многозначительно и с гордостью. Она говорила мне, что однажды отец выставил Маяковского из нашей дачи через окно».
Когда Корней Иванович появился в черно-белом телевизоре, мы учились в начальных классах. Через полвека уже в цветном телевизоре его внучка рассказывала про деда в передаче Татьяны Толстой и Дуни Смирновой, жены Чубайса (где тот Чубайс, где та Дуня?). Татьяна Толстая называла гениальными книги Чуковского о переводах. Жена Дмитрия Быкова Ирина Лукьянова — автор самого подробного исследования о Корнее Ивановиче — убеждена, что сегодня его работы о русском языке востребованы как никогда.
Есть несколько фотографий 1958 года, запечатлевших Чуковского и Пастернака. Корней Иванович поздравляет Бориса Леонидовича с присвоением Нобелевской премии. Фотограф снимал на пастернаковской даче в Переделкине. Через минуту станет известно, что нобелиату рекомендовано от премии отказаться.
Кстати, дочь Чуковского Елена Корнеевна в своей статье «В лаборатории редактора» поясняет, как правильно писать: «В Переделкине» или «в Переделкино». «Привычка не склонять названий местности, — сетует Л. Чуковская, — берет свое начало, по-видимому, из военных сводок. Но хорошо ли, что газета распространяет, укореняет эту привычку? «Я живу в Одинцово, в Кратово», а не «в Одинцове, в Кратове» — привычка не склонять названий придает живой речи какой-то официальный характер».   
Лидию Корнеевну сам Шолохов стороной обходил после ее отповеди в защиту Даниэля и Синявского. «Ахматовские сироты» во главе с Бродским часто гостили на даче у Анны Андреевны. Ахматова давала им денег на водку. Бражничали в комаровской будке, как шутливо называла дачу Ахматова. Завидев на горизонте Лидию Корнеевну, часто навещавшую Анну Андреевну, молодые гении панически прятали водку под стол и заметали следы.
За «Мастерство Некрасова», книгу, которую Чуковский писал почти сорок лет, он был удостоен Ленинской премии. В том же 1962 году англичане присвоили восьмидесятилетнему литератору почетную степень доктора литературы Оксфордского университета. Через три года за оксфордской мантией на туманный Альбион отправилась 75-летняя Анна Ахматова. Прав был Чуковский: «В России надо жить долго». Со 140-летием, Корней Иванович!•