Поисковый отряд. По следам войны
- Автор Дмитрий Симонов
Пятница, вечер, мы на двух «Нивах» выдвигаемся в сторону Чертолина, откуда предстоит проехать почти пять километров по лесу, заболоченной местности, иной раз прорубая дорогу через чащу, чтобы добраться к месту раскопок. Братская могила близ урочища Шкурлы обнаружилась случайно, во время весенней вахты.
Что мы помним о второй мировой войне? Фамилии полководцев? Названия крупных операций? Даты начала и окончания? Смотрим парад девятого мая или ставим лайк изображению вечного огня в контакте и одноклассниках? В повседневных делах покрываются пылью времени события самой масштабной и кровопролитной войны в истории человечества. Между тем патриотизм — не георгиевская ленточка на зеркале заднего вида и не «Спасибо деду за победу»
Туристско-поисковый отряд «Романтик» получил официальный статус в 2009 году, хотя деятельность начал раньше. Бессменный руководитель Гульнора Петрова преподает физкультуру в 42 и 38 училищах, благодаря чему ей удается привлекать ребят в ряды поисковиков. В этот раз мы едем усеченным составом, поисковиков всего пять человек. Старожилы отряда: Гульнора с мужем Александром, Дмитрий Гончаров. Также члены отряда «Следопыт» Эдуард Лукашов (руководитель) и Константин Лебедев. «У остальных работа, вырваться не получается, — объясняет Гульнора, — весной нас на той яме начинало копать больше».
Пятница, вечер, мы на двух «Нивах» выдвигаемся в сторону Чертолина, откуда предстоит проехать почти пять километров по лесу, заболоченной местности, иной раз прорубая дорогу через чащу, чтобы добраться к месту раскопок. Братская могила близ урочища Шкурлы обнаружилась случайно, во время весенней вахты. С 28 апреля по 8 мая ребята прочесывали местные леса, прощупывали углубления и воронки в поисках братских могил, в которых покоятся те, кто числится пропавшими без вести. Чтобы потом с почестями предать их земле на ржевском мемориале. Здесь проходили жестокие бои, о некоторых подробностях которых узнаем из материалов подольского военного архива, куда поисковики обращаются за информацией.
«Оперсводка № 48, д. Хлыстово. 1.03.1942 г. К 7.00 противник продолжает прочно удерживать д. Шкурлы, имея 2 крупнокалиберных пулемета, 8 легких пулеметов и до 100 солдат, вооруженных автоматами. В течение ночи группы вооруженных автоматчиков, в составе 25-30 человек каждая, действовали по дороге Шкурлы-Петровские Гари, несколько раз пытаясь нарушить связь между частями и штабами, но действиями наших подразделений были отбиты. 1190 стрелковый полк занимает исходное положение на рубеже 1 км юго-восточнее Шкурлы. В течение ночи вел борьбу с группами лыжников, действовавших во фланг. В результате боев с 26.02.1942 по 1.03 полк имеет потери: ранеными — 82 человека, убитыми и пропавшими без вести — 140 человек».
Атаковали Шкурлы еще два стрелковых полка — 1188 и 1192. У них за тот же период 219 раненых, 271 убитых и пропавших без вести. За пять дней боев. Да каких боев! «… 1192 стрелковый полк имел задачу атаковать Шкурлы с запада и северо-запада... Атакующий полк двигался без дорог, преодолевая глубокий снежных покров. В период времени между 4-6 часами 28.02 полк, во взаимодействии со 1190 СП, наступавшим с запада, неоднократно атаковал Шкурлы, но успеха не имел ввиду сильного, заблаговременно подготовленного огня и контратаки до роты (до 150 человек, прим. авт.) лыжников с севера, вынудивших полк вести борьбу с контратакующей пехотой, подвергаясь одновременно минометному и пулеметному огню со Шкурлы. В результате боя полк, понеся большие потери (свыше 150 человек) убитыми и ранеными, отошел на исходное положение».
Сорок второй год, морозный февраль. Продовольствия и боеприпасов не хватало, костры разжигать запрещалось… О реалиях тех боев читаем в повести Вячеслава Кондратьева «Отпуск по ранению». Писатель воевал в наших краях.
“Вы спрашивали — что из окопа? Так вот. — Он поднялся и начал вышагивать по комнате. — Я никому еще не говорил. Трупы. Много трупов — и немецких, и наших! А кругом вода, грязь. Жратвы нет, снарядов нет. Отбиваемся только ружейным огнем... И каждый день кого-нибудь убивает. Еле таскаем ноги. Ждем замены. Приходит помкомбата: “Ребята, “язык” нужен позарез, иначе нас не сменят! Батальонную разведку всю побило. Давайте сами!” Даем! Отбираю трех посильнее. Ночью ползем... Добираемся, сами не знаем как, до немецкого поста. Там — двое фрицев. Двоих не дотащить. Одного надо кончать. Кому поручить? Смотрю на ребят — боюсь, не сдюжат. А надо наверняка. Вот и пришлось самому... Ножом в спину... Рукой ему рот зажал, а через пальцы — крик. И кровь со спины на меня! Весь ватник забрызган... Утром кинжал от крови отмываю... Ну, враг, немец, фашист, гад. Но... человек же. Не пожалел я его. Нет! Но противно, физически противно. Я буду их убивать, буду, но... понимаете, я уже никогда не буду таким, каким был. Никогда!...»
Мы добираемся до урочища Шкурлы только на второй день, хотя планировали иначе — очень уж трудная дорога. Оглядываю яму. Из нее весной подняли двадцать семь солдат, которых в войну хоронили без верхней одежды и обуви. «Это зимники, то есть хоронили зимой, — Гульнора очищает поднятые косточки от черной глины и аккуратно складывает рядом, — вон пара валенок оттуда и галоши, вырезанные из покрышек. Вот пряжки, подсумок, много патронов. Это место мы нашли случайно, сверху был мусор: кирпичи, плуг. Решили, что военная помойка. Метр прокопали, воткнули щуп — из дырки пошла черная вода и личинки трупоедов, верный признак захоронения».
При эксгумации копают руками, никаких лопат: сгребают куски глины в лепешки и выбрасывают наверх. Дождями с весны в яму налило много воды. Прежде чем начать, пришлось вычерпать почти пять тонн. Несмотря на официальный статус, деятельность «Романтика», да и любого поискового отряда Ржева — это в основном энтузиазм руководителей и старожилов. На своих машинах они продираются через лес, тратя выходные на ковыряние в липкой глине. И неизвестно, какое эхо войны тебя ожидает. Разглядываю немецкий штык-нож, рядом патрон от винтовки. И полтора десятка мешков, прикрытых лапником, в которых чернеют останки тех, кто умирал на ржевской земле.
“Романтик” не зря называется туристско-поисковым: в лес едут не только работать, но и отдыхать. Борщ на костре в исполнении Гульноры был великолепен, ребятам нужно совсем немного времени, чтобы соорудить стол, скамейки, натянуть тент и расставить палатки. Когда начинает темнеть, все собираются к столу, мы поминаем поднятых бойцов и тех, кто ждут своей очереди в сырой земле. По примерным подсчетам Эдуарда Лукашева, с начала деятельности ими из этих мест вывезено около 500 человек. И не только солдат, иногда останки братских могил рассказывают о захороненных детях, женщинах.
Самое сложное — найти места для раскопок. Несмотря на металлоискатели, щупы, опыт поисковиков. Иногда помогают рассказы очевидцев, тех, кому в сороковых было по восемь-десять лет. Из рассказов детей войны известно, например, о двух огромных братских могилах на 300 и 500 человек, недалеко от одной из деревень района. К сожалению, их пока не удалось обнаружить. Но все впереди, а на шкурловской могиле работы закончены. Ребята скидывают найденные патроны обратно в яму, им они без надобности. Тридцать семь человек подняты. Теперь им предстоит транспортировка в город и захоронение с воинскими почестями.
Возвращаемся домой с не меньшими сложностями. Машины вязнут в грязи, одна из “Нив” ломается, но на характере продолжает движение. “Не хочет нас лес отпускать, не всех подняли, видимо”, — замечают мои спутники. Два дня с поисковиками рассказали о событиях войны столько, сколько не узнал за жизнь. И дело тут не в словах, а в ощущениях, когда с глубины поднимаются не столько ржавые куски металла и кости, сколько память о том, что было. И о тех, кто дал нам право гордиться своей историей.