Несгибаемый

Ржевитянин Геннадий Имполитович Гребенцов родом из Витебской области. В годы войны его семья проживала в оккупированной немцами партизанской зоне. Родители активно участвовали в партизанском движении: взрывали коммуникации, нефтебазы, линии связи, составы с военной техникой и фашистскими солдатами. За эту деятельность все мужское население, включая детей, было согнано в концлагерь. Не избежал участи и семилетний Геннадий вместе с отцом и старшим братом. До сих пор Гребенцову больно вспоминать об искалеченном детстве. Пока взрослых гоняли на работы, у детей брали кровь для раненых немецких солдат. Кормили заключенных помоями из офицерской столовой. Гребенцов-старший делил свою порцию между двумя сыновьями, чтобы те выжили. Иногда сердобольной односельчанке удавалось перебросить через заграждение краюху хлеба или вареную картофелину. Тогда был праздник.

Когда Геннадий нес воду для взрослых, эсэсовец прострелил бидончик, а через него и правую ногу выше ступни. Чтобы ребенок перестал орать от боли, прикладом ударил по коленке, выбив ее из тазобедренного сустава. Инвалидность осталась на всю жизнь — нога стала короче на три сантиметра, а вместо тазобедренного сустава со временем образовался нарост. Только изобретательность матери Гены помогла выбраться мужской части семьи из плена. Женщинам разрешалось навещать родственников в концлагере. Однажды эсэсовцы увидели, что на территорию лагеря входит странная женщина — несмотря на летнюю жару, одетая в теплый овчинный тулуп. Покрутили пальцем у виска, посмеялись: “Матка кранк!” — дура, значит. Из конц­лагеря в этом тулупе и платке вышел муж, а двое сыновей сумели пролезть под ограждением. Так для семьи закончился кошмар, длившийся около двух лет. В родной деревеньке Суммы не уцелело ни одного дома, посреди пепелища стояло семь русских танков, сожженных вместе с людьми. Жили в землянках, возрождали все, уничтоженное врагами.

После войны при оформлении концлагерных документов Гребенцова спросили, брали ли у него немцы кровь для солдат. Услышав утвердительный ответ, сказали: «Значит, ты — пособник фашистов и враг народа. Твое место в лагере за Уралом. Не хочешь туда попасть, молчи и не высовывайся». За Урал ребенок не хотел. Хватило дедова примера. Дедушка Геннадия, Дионисий Пасаманов, угодил в ссылку и сгинул там за пару сапог. Сапоги в конце двадцатых годов были предметом роскоши. На двух дедовых братьев, включая его самого, имелась одна пара, и Дионисий был ее хранителем. Член комитета бедноты одолжил обувь, пофорсить на съезде. А чтобы не отдавать, определил Пасаманова куда следует.

— Вот и молчал, по совету той женщины, оформлявшей документы, — говорит 74-летний Геннадий Имполитович. — Жаль, что с «врагами народа» — малолетними узниками концлагерей — война чиновников продолжается до сих пор. Говорят, что Сталин долгое время отказывался от компенсации, которую была готова выплатить Германия. Первая компенсационная помощь концлагерникам пришла в Россию 27 декабря 1993 года. Однако пострадавшим от фашизма ее не торопились выплачивать. По данным газеты «Аргументы и факты» № 49 за 2000 год, специально созданный для распределения компенсаций фонд взаимопонимания и примирения немецкие деньги раздавать узникам не спешил, а решил для начала с их помощью обустроиться. С размахом. Фондом была приобретена недвижимость в престижном районе Москвы на сумму 2,6 млн. долларов (4 млн. немецких марок). Одна стеклянная дверь стоила 20 тысяч долларов. Лондонская газета «Санди таймс» утверждает, что были найдены доказательства, что миллионы долларов выплачивались не узникам, а фиктивным получателям.

Из 400 миллионов долларов, выделенных для узников германией, 200 миллионов взяли в качестве налогов, 127 исчезло в неизвестном направлении, и только 73 миллиона выплатили жертвам фашизма.

— За время обустройства фонда и хищения денег, — продолжает Гребенцов, — причитавшихся прошедшим круги ада людям, многие ушли в мир иной, так и не дождавшись справедливости. Похоже, живые не дождутся ее тоже. Мое ранение в концлагере приравнено к общему заболеванию. Я обращался в ржевский суд, где было вынесено решение, подтверждающее получение ранения в концлагере. МСЭ потребовало документы, что я был инвалидом в возрасте 16-17 лет. Так как после войны все было сожжено, таких документов я предоставить не смог. Обращался в посольство ФРГ в Москве, там ответили, что документация по концлагерю «5-й полк» не сохранилась. А наша медицина еще не на таком уровне, чтобы установить время получения увечья. Узников концлагерей государство не хочет признавать участниками войны, их просто приравняли к участникам. А это не одно и то же. У приравненных к участникам ниже статус, льгот они имеют меньше. Понятно, что в семь лет я винтовку не держал, а то, что немцы забирали у меня кровь, в расчет не берется. Узники концлагерей страдали во время войны не меньше, чем взрослые, но для чиновников это не аргумент.

После войны Геннадий Имполитович получил образование по специальности «техник-механик транспортного строительства», принимал участие в строительстве пяти железных дорог в Сибири и Казахстане. В Ржеве два срока был депутатом горсовета, строил завод КБИ, нефтебазу в Погорелом Городище, был директором нефтебазы в Ржеве. Находясь на пенсии, принимал участие в строительстве краностроительного завода, был учителем технологии в 3, 7, 10 школах. Сейчас поет в белорусском ансамбле «Лагода». В репертуаре Геннадия Имполитовича русские, белорусские и украинские песни, которые он исполняет как в музыкальном сопровождении, так и без. Имеет благодарноственное письмо от посла Беларуси и памятные подарки за сохранение белорусской культуры, языка и традиций в Тверской области. Разводит пчел. За медом к Геннадию Имполитовичу приезжают аж из Рязанской области — там такого нет. Готовит целебные настойки и растирания из продуктов пчеловодства, им в сравнение не идут никакие современные мази и снадобья.

— Как стал заниматься пчелами, как стали они меня кусать, за десять лет ни разу не лежал в больнице. А раньше валялся по месяцу в год. И новокаиновые блокады делали, и парафином грели — ничего не помогало. Тут пошел на болото, сабельника надрал, сделал растирание — и горя не знаю.

Прожитой жизнью, несмотря на тяготы и лишения, Гребенцов доволен. Работал по совести, приносил пользу стране. Сейчас у него задача — отвоевать у чиновников положенный жертвам концлагерей статус. Получится ли? Дай-то Бог.