Легенды брошенного края

- 1 -

Мой давний товарищ Андрей купил себе дом в деревне. «Атмосфера, биосфера, гидросфера там — как в заповеднике. Недалеко от «железки», — горделиво подытожил он. — Но глухомань — бесподобная! Ни ворчливых соседей, ни подъездных дорог, ни света, кроме лучины… Здорово, да?»

Я неопределенно пожал плечами. Нет, я сам тоже непутевый сын цивилизации, даже скорее пасынок оной; вся эта мегаполисная суета — фешенебельные фойе и однообразные озабоченные лица — меня угнетает. Предпочитаю безлюдье и непрезентабельный быт. Но в рамках разумного. Видимо, Андрей эту грань перешагнул, поскольку то строение, что он купил, именовать «домом» мог только непревзойденный мастер фантасмагорий Босх. Однажды я видел репродукцию его картины «Лес». Но сколько ни разглядывал сей шедевр, не углядел даже намека хотя бы на пень — сплошное месиво из клыкастых морд и ярких вспышек.

Впрочем, оставим Босха. В этом «доме» мы с женой оказались не в силу сиюминутного любопытства и вовсе не потому, что нам негде было жить, как утверждали некоторые злопыхатели. Просто Андрей, человек сугубо городской по характеру и профессии (он наладчик), вдруг воспламенился желанием заложить на своем участке сад, которого не знали цари Вавилона. Сначала я отнекивался, ссылаясь на некомпетентность. Пытался ему внушить, что с трудом отличаю шиповник от рябины. Не помогло. Он пообещал снабдить меня спецлитературой, продуктами и создать максимум духовной гармонии. Послед­ний аргумент оказался самым веским, и мы поехали. Оговорюсь, что проехали мы на такси лишь четверть пути, остальное расстояние прошли пешком, но путь не показался мне монотонным, наоборот. Видимо, Андрей хорошо подготовился и в роли гида выглядел неплохо.

- 2 -

— Видишь омут?

Я пригляделся, из вежливости поддакнул, хотя на самом деле, кроме заросшей камышом воронки, ничего стоящего поблизости не было.

— Сейчас он зарос, обмельчал, потому что и Русь изначальная обмельчала. Не чтят ни Ярилу, ни Ивана Купалу.

— А что, раньше прыгали через него нагишом? — дальше этих культовых прыжков мои познания насчет Купалы не распространялись.

— Долдон ты, Юра… Нагишом прыгали через костер. А в этот омут ныряли. Нет, дело не в языческих традициях, недалеко отсюда Большая река, кто хотел, мог искупаться и в ней, дело в Митьке Конокраде… Жил в стародавние времена в окресте такой разбойник. Грабил купцов-староверов, крестьян, едущих на ярмарку, царских сановников… Впрочем, насчет последних молва, наверное, переборщила. Откуда в наших краях сановники… Как ты считаешь, грабил он их или нет?

Я опять неопределенно пожал плечами, я ничего не слышал о самом Митьке, откуда мне было знать, кого он там конкретно грабил.

— Ну вот… — продолжал наладчик Андрей Сергеич. — В конце концов на Митьку объявили «поимку» и, по легенде, все свои несметные сокровища, а это было как раз на Купалу, он схоронил в этом омуте. Потом утопил в нем и всех сообщников, предварительно связав их по рукам, ногам и повесив камень на шею.

«М-да, озорник, судя по выходкам, был этот батька Митя», — подумал я, а мой попутчик тем временем продолжал нагнетать ажиотаж:

— А потом какой-то кретин распустил слух, что тот, кто нырнет в Митяев омут в первых числах июня с камнем на шее, связанный, естественно, как Гарри Гуддини, по рукам и ногам, тот и отыщет клад. Конечно, клада так никто и не нашел, даже не пощупал, но народу тут утопло немало. Один только мой дед вытащил шестерых мужиков и девку. Правда, про девку история противоречивая. Говорят, что она утопилась по другой причине. Якобы была на сносях от местного дьякона...

- 3 -

За разговорами мы незаметно углубились в Каштанов лес… Никаких каштанов, равно как и берез с осинами, тут, естественно, не произрастало, один бредняк да борщевик — неизменное напоминание всем нам, жителям эпохи перемен, об эпохе тотального волюнтаризма, когда борщевик, наравне с кукурузой, возвели в ипостась спасителей сельского хозяйства. С кукурузой мы, слава Богу, кое-как совладали, извели ее на корню, а вот борщевик оказался не по зубам. Два института занимались его селекцией, теперь целых четыре института и академия ищут противоядие.

Так вот, Каштанов лес… Когда то, если Андрей не врет, здесь и правда был лесной массив. Не таежно-девственный на сотни гектар, а компактный, небольшой по площади, но ужасно дремучий. По нему никто не ходил, потому что там водилась всякая нечисть и дикий зверь. Однако со временем аборигены стали замечать над вековыми соснами струйки дыма. Долго думали и гадали, что бы это значило. Наконец, русское любопытство преодолело страх, и хуторяне направили туда своих эмиссаров, предварительно вооружив их иконами, топорами и снадобьем от лещьего сглазу. Контингент в те времена здесь проживал разношерстный, веротерпимый. Хоть и верил в Святую Троицу, но и наличие кикимор не исключал.

Короче, после трехдневной рекогносцировки, как опять же гласит легенда, они его нашли. Он жил в землянке, был бородат, сутул, но явно еще не стар. И что характерно, держался перед пришельцами хоть и дружелюбно, но по-хозяйски. «Ну-с,— вопрошал, — зачем пожаловали, люди добрые? Какие проблемы? Зайцы, должно, яблони зимой обгрызают?»

От радушного приема, а паче того, от знания их проблем, группа поиска растерялась. Зайцы, мол, ничего, язви их в душу, грызут, конечно, но терпимо, высоко не залазят, а вот волки совсем распустились: ни креста на них, ни управы. По темну до нужника страх дойти, не то что в гости. «Хорошо, — отвечает сутулый, — я с ними поговорю».

Поговорил он с ними или нет, об этом история умалчивает, но с тех пор угомонились и те, и другие. Сначала волки поели всех зайцев, а потом и сами околели от неизвестной науке болезни. Всю зиму их трупы валялись вдоль тракта, а одну волчицу и вовсе мертвой нашли в овчарне.

— А при чем тут каштан? — интересуюсь я. — И кто вообще был этот твой бородач? Теперь настало время пожимать плечами Андрею:

— Единой версии об этом не сохранилось. Одни считали его беглым каторжанином, другие — раскольником, третьи — ведуном. Кое-кто наблюдал в нем внешнее сходство с загадочно почившем в бозе императором Александром. К нему даже местные бабы на аудиенцию набивались. Ну… по бабской части: то милого приворожить, то, наоборот, соперницу сжить со свету. С хворями всякими подходили… Еду предлагали, серебро, мануфактуру; но он отказывался. Он только по звериной части специализировался. По крайней мере, крысы из деревень ушли, коршуны цыплят не тягали, колорадский жук картошку не ел.

О колорадском жуке Андрюха ляпнул, скорее всего, не подумав, предвосхитил, так сказать, события. Не только жуки, сама картошка в ту пору была на Руси в диковинку, все больше горох да репа. Тем не менее слухаем дальше.

— А однажды появился у нас шатун. Драл, сукин сын, всех без разбору. Ну, мужики опять на поклон к Хозяину Леса, иначе его последнее время и не величали. Он их выслушал, задумался, да и говорит печально: «Нет, люди добрые, этот зверь на уговор не падок. Его только сила сломит. «А ты разве могешь — ни то?» — удивился Иван по прозвищу Семь Пудов, на спор валивший кулаком быка. «Я все могу, — скромно ответил Хозяин, — только выследить его надо». Выслеживал шатуна он недели две. Выследил! Какую там они заварили промеж себя кашу, никто не видел. А утром обоих нашли за околицей. Лежали они обнявшись, как сиамские близнецы, — и ни капельки кровушки на снегу. А как схоронили Хозяина, в ту же ночь вспыхнул и лес его. До­тла сгорел. Теперь, видишь, здесь один стоерос растет.

— И все же, — не унимаюсь я, — при чем каштан-то?

— Да ни при чем! — психует Андрей. — Топонимическая эволюция. Сначала-то лес Кафтановым назывался. Любая истина со временем обрастает домыслами, искажается, вот и в данном случае… Никто и не помнит, во что был одет тот человек: в телогрейку ли, горностая, рубище… Но раз нарекли его Хозяином, по статусу и одежа — кафтан.

Продолжение следует.