Крымские каникулы

Добраться до Крыма теперь можно по единому проездному билету, который объединяет услуги железнодорожного, морского и автомобильного транспорта.

Спецкор «МК» стала одной из первых, кто испытал это новшество на себе.

Поезд «Москва — Анапа»

В 19.07 на поезде № 109 «Москва — Анапа» трогаемся с Курского вокзала. Выясняем, что все пассажиры нашего третьего вагона едут в Крым, все по единому проездному билету. Для первопроходцев, открывающих курортный сезон, выделили видавший виды плацкартный вагон. Всю зиму он простоял в отстойнике и теперь оказался как нельзя кстати. Кран на титане не хочет открываться. Окно болтается на одной петле, кондиционер отсутствует. Вентиляция — сквозь двухсантиметровые щели в рассохшейся раме.

Наш состав двигается вдоль украинской границы, параллельным курсом летит российский военный вертолет. Все понимают: в километрах двухстах идет гражданская война. Пройдясь по киевскому правительству, все разом начинают говорить о предстоящей керченской переправе. Сарафанное радио донесло: еще пару дней назад в проливе бушевал шторм, чтобы переправиться на другой берег, надо было ждать 9 часов.

— В Керченский пролив, на «передовую», бросили российских военных. Минобороны собирается пустить четыре дополнительных парома. Инженерные войска готовы наладить понтонный мост, — кричат из хвоста вагона.

Анапа — порт Кавказ

Позади две ночи и день, в 9.30 прибываем в Анапу. На площади перед зданием вокзала нас встречают организаторы с табличкой «Перевозка пассажиров по единому билету». Берут сначала тех, у кого рейс указан на 10 часов утра. Когда оказываются свободными десять мест, заскакивают и те, кто должен был отправиться в 11.30. До порта Кавказ, где нас ждет паром, 94 километра. «Два часа пути», — говорит водитель со сложным именем Мгрдыч Оганович Шахмеликьян.

Позже понимаем, почему был назван столь большой запас времени. Не успеваем проехать и десяти минут, как автобус, натужно ревя мотором, останавливается.

— Автобус, как в анекдоте, с 1936 года? Почему нам подали сломанную технику? — истерично кричит с места одна из дам.

— Это не автобус старый, это у нас солярка такая, — парирует Мгрдыч.

Готовимся толкать наш престарелый автобус-«кореец», но он, фырча мотором, заводится. На горке водитель уже не тормозит. Пахнет жженой резиной. Мотор глохнет на каждом подъеме. Когда появляется очередная гора, пассажиры дружно кричат: «Давай, раз, два, три…» Когда удается преодолеть подъем, слышится победное «Ура!». Никто не вспоминает о выключенной вентиляции. Лишь бы дотянуть до порта Кавказ.

На дороге почти нет автомобилей. Зато патрульные машины стоят буквально через каждые три километра. На переносной установке укреплен щит с цифровым экраном. На табло надпись, что с 1 мая все грузовые перевозки осуществляются через порт Новороссийск. Груженые фуры и «КамАЗы» теперь переправляются на пароме «Посейдон Экспресс», который вмещает около 120 большегрузов. Время в пути около 9 часов. Прибывает судно не в Керчь, а в морской торговый порт Феодосии.

За окном проносятся посадки черешни и виноградники. За поселком Ильич нас тормозят полицейские. Весь проход автобуса заполняют возбужденные люди. Это водители, которые отчаялись дождаться своей очереди на паром, оставили машины на стоянке и теперь собираются переправляться как пассажиры. Начинается «стерильная» зона. Мы катим в сопровождении патрульной машины с мигалкой.

Вскоре показывается и очередь из разнокалиберных легковых автомобилей. Она растянулась на добрые четыре километра. На цифровом табло указатель: «время ожидания — 15 часов». С детьми до года и беременных обещают пропускать вне очереди. На обочинах дороги через каждые пятьсот метров стоят биотуалеты, торговые точки, палатки МЧС, «скорые», дымят полевые кухни. Над пластиковыми столами натянут тент с надписью «резерв губернатора Краснодарского края».

За окном тянутся и тянутся машины с краснодарскими, украинскими, московскими, питерскими, ростовскими номерами. Солнце печет нещадно. Около засоленного озерца бродят дети, носятся собаки. Местность голая, укрыться негде. У водителей и пассажиров в очереди отрешенные лица. Впереди порт Кавказ, керченская переправа — пуповина, что связывает полуостров и материк. Государственной границы теперь здесь нет. Крым стал территорией России. Но проверка та же, что и раньше. Страж порядка «пробивает» на портативном устройстве наши паспорта. На вопрос «зачем», оптимистично отвечает: «Нам же надо знать, что вы въехали на территорию Крыма. Мало ли что с вами может случиться».

12.15. В огороженном коридоре с сумками и рюкзаками ждем прибытия парома. Оглядываясь на уходящую за горизонт очередь из машин, спрашиваем у сотрудника керченской переправы: что же будет в разгар курортного сезона?». И слышим: «Сейчас ходят три парома — «Керченский-2», «Ейск», «Николай Аксененко» — и один катамаран. Раньше ходил и «Керченский-1», но два года назад его порезали на металлолом. Скоро должны прибыть «на усиление» еще два парома — с Волги, из Самары, а также из Греции. Последний способен взять на борт сразу 160 машин».

Переправа

С прибывшего из Крыма парома «Керченский-2» выезжает буквально десяток машин и выходит человек 20 пассажиров. Основной поток транспорта и людей идет в Крым. Грузимся оперативно. На борт заезжает 30 легковушек. Больше наш маленький паром вместить не в состоянии. В 12.30 отходим от берега. Я поднимаюсь в каюту капитана.

— Вся переправа — 4600 метров. Время в пути — 20 минут, — говорит Александр Олегович Сапиро, который, по его признанию, работал на контрактах на дальних морях, ходил на «рыбаках», океанских судах. — На керченской переправе уже седьмой год. Сменными экипажами по 10 человек работаем по 12 часов, делаем от 12 до 14 рейсов.

Сбои в движении, по словам капитана, случаются лишь из-за сильного шторма.

— Керченский пролив — своеобразный коридор. Если задует северный или северо-восточный ветер — только держись. При повышении ветра до 17 м/с движение паромов останавливается. Шторма бушуют в основном в зимний, осенний и весенний периоды. Летом паромы, как правило, работают без перебоев.

С высокого мостика видно, как на железнодорожных платформах стоят привезенные военными элементы понтонного моста.

— Я, честно говоря, не представляю, как они в Керченском проливе будут наводить понтонный мост, это все-таки не речка, расстояние значительное, — говорит капитан. — Здесь движение интенсивное, караванами идут суда, их пропускать надо. К тому же в проливе сильное течение как в одну сторону, так и в другую.

— Прошло сообщение, что военные вам собираются помочь четырьмя своими паромами.

— Это, скорее всего, будут десантные корабли. Поток туристов ожидается на самом деле большой. Керченская переправа — фактически единственные ворота на полуостров. Уже сейчас такой поток машин, как бывал у нас ранее только летом. С крымской стороны очередей нет, мы машины забираем буквально «с колес». Все пока едут в Крым. Но скоро покатится обратная волна. Помощь нам, конечно, будет очень кстати.

— Крым стал российским. Что-то изменилось в вашей жизни и работе?

— Я этого ждал 23 года. Родом из города-героя Керчи, все мое окружение об этом только мечтало. И вдруг свершилось! Я самолично поднял на пароме российский флаг.

Замечаю на логотипе год образования переправы — 1954-й. Капитан подтверждает: «В этом году нашей паромной переправе исполняется 60 лет».

Керчь — Севастополь

В 13.00 прибываем в порт Крым. На площади около порта поток туристов, которые прибыли по единому билету, регулирует лично министр транспорта Крыма Юрий Шевченко. Несмотря на то что мы все ранее были занесены в базу и было известно, кто в какие едет города, царит неразбериха. Добрых полчаса нас рассаживают по маршруткам и автобусам. За это время успеваем скупить все вкусные пирожки с картошкой за 35 рублей.

Трогаемся в путь. Поражает обилие российских флагов, которые висят на балконах жителей Керчи. За городом видим, как в одном из сел жители перекрашивают водонапорную башню в сине-бело-красные цвета. Магазины сверкают новыми вывесками на русском языке. Надписи вдоль дорог «Спасибо за чистые обочины» остаются на украинском.

Тех, кто направляется в Севастополь, больше всего. Нас рассаживают в автобусе KIA — опять же южно-корейского производства. До места около 300 километров, поедем через Феодосию и Симферополь.

— Дай бог, дотемна прибудем в Севастополь, — говорит водитель, чертыхаясь.

В автобусе 45 мест, но он заполнен на одну треть.

Водитель признается, что не знает местных дорог. В то же время у него нет ни карт, ни навигатора. В билете у нас написано: ориентировочное время прибытия в Севастополь — шесть часов вечера. Определяющим было слово «ориентировочно». Из Симферополя, дав три круга по городу, мы выезжали больше часа. Водитель, матерясь, то и дело выскакивал на дорогу, спрашивал, как выехать на трассу. Примечательно, что в городе не было ни одного указателя на Севастополь.

Последний участок пути мы мчимся на всех парах. Сергей не особо притормаживает на крутых виражах. Преодолев «серпантин», удовлетворенно замечает: «Станцевали севастопольский вальс».

На место прибыли в девятом часу вечера. На автовокзал Севастополя нас пускать не хотели. Охранник заявил водителю: «У нас с вами не заключен договор», — но из уважения к прибывшим туристам все-таки открыл шлагбаум.

Из Москвы до Севастополя мы добирались с тремя пересадками двое суток. На связку автобус — паром — автобус ушло десять с половиной часов. Было видно, что организаторы старались четко выстроить транспортную логистику. Хорошее настроение не улетучилось. Может быть, все дело было в особом духе города-героя Севастополя? В мелькнувшей за окном Графской пристани, соборе святого Владимира, дурманящем запахе сирени?