Вход

Cознайся, Флетч!

  • Автор Юрий Костромин
Флетч по профессии и призванию журналист, парень без царя в голове, родины и флага, вечно сующий свой нос, куда и собака не совала, и потому вечно попадающий в экстремальные ситуации. Видимо, поэтому он мне особенно близок.

МОИМ любимым автором детективного жанра является Грегори Макдональд. Соответственно, любимым персонажем из «их» среды — Ирвин Флетчер, Флетч. Флетч по профессии и призванию журналист, парень без царя в голове, родины и флага, вечно сующий свой нос, куда и собака не совала, и потому вечно попадающий в экстремальные ситуации. Видимо, поэтому он мне особенно близок.

Работники библиотеки о моем пристрастии знают и каждый раз изыскивают для меня что-то новенькое, хотя, подозреваю, мэтр Биг Мак (большой Мак, так называют критики Г. Макдональда, чтоб читатели не путали его с Россом Макдональдом) давно уже почил в бозе, и все новенькое — это еще не прочитанное мной старенькое. В тот роковой день мне предложили суперзабойную вещь: «Сознайся, Флетч!» Я прочитал ее аккурат до середины и пошел на почту получать очередную пенсию.

Зная о нерасторопности наших операторов связи, наличии постоянных очередей и о том, что «в банке еще не выдали деньги», прихватил Флетча с собой. Очень уж не терпелось мне узнать, сознается этот сукин сын в содеянном или нет. Я немного нервничал. Не из-за Флетча, конечно, а из-за предстоящей поездки в Мостовую. У меня там жила двоюродная тетка, которую я и в глаза-то не видел, но которая вечно за кого-то выходила замуж. В тот раз она выходила замуж за некоего Сергея Петровича, которого я тем более в глаза не видел, но который очень хотел, судя по «мобильному» разговору, чтобы мы «в лучшем виде отметились на торжестве». Так что пенсия оказалась кстати. Я ее, несмотря на все препоны, все ж таки получил, купил шикарный торт, бутылку коньяку и букет цветов.

На вокзал мы приехали с солидным запасом времени. Погода была чудесной. Мы откровенно валяли дурака на привокзальной площади, кормили печеньем двух голубей и лузгали семечки. И вдруг… холодная волна накрыла меня с головой, как синтепоновое одеяло: я оставил на почте книгу!

— Танька, — возбужденно сказал я, — ты погуляй пока, почитай мест­ную прессу, может, заодно подыщешь себе какую-нибудь работенку. А я на часик отлучусь до шестого отделения.

Супруга изобразила на личике своем недоумевающую гримасу. Она перепутала шестое отделение связи с пресловутым шестым отделом (не знаю точно, какого ведомства) и решила, что я как-то причастен к оргпреступности. Однако, ладно… Погода, как я уже говорил, была чудесной, и дурья моя башка решила пройтись пешком. Когда я трезвый, я на редкость экономный тип. Возле монумента «Танк» с резким визгом тормозов возле меня припарковалась синяя иномарка. Сначала я подумал, что водитель, в отличие от меня, непутевого, смертельно пьян. Оказалось — нет, ни в одном глазу, к тому же — хороший мой знакомый. Вернее, бывший сослуживец по стройбату Витька Согиношвили. Витька — полукровка, хотя не в этом соль. И даже соль не в том, что бывшие стройбатовцы теперь ездят на иномарках. Спились и пошли в подсобные рабочие далеко не все, лишь лучшие представители этого славного рода войск. Соль земная для Витьки на тот момент заключалась в том, что он поссорился со своей Аленой и поэтому был просто вынужден меня узнать. Когда в Витькиной семье царила гармония, он не узнавал меня, даже столкнувшись лбами — у меня не было иномарки и родни в суверенной Грузии. Зато его Алена была моей одноклассницей, доброй подружкой юности. Я их, в сущности, и познакомил, когда мы отмечали ДМБ-87.

— О, генацвале! — заорал Витька на весь окрест, колобком выкатываясь из салона. — У меня чудовищное горе!

— Я в курсе, — ответил я, — об этом знает вся Садовая слобода. Я только не знал, что у тебя такая крутая тачка.

— Правда?! — на долю секунды он забыл о своем чудовищном горе и с гордостью погладил тачку по лобовому стеклу. — «Опель-Кадет». С инжектором… Но, кстати, мне просто необходимо твое участие! Нас необходимо помирить. Немедленно! У меня ведь на днях день рождения, ты же помнишь…

Хотя я начисто все позабыл, сделал вид, что, конечно, помню. Заранее его поздравил, задним числом принес соболезнования по поводу конфликта и дал намеком понять, что сегодня я чертовски занят. Когда я трезвый, я не только экономный, но и очень тактичный тип. Но Витька намека понять не захотел. Он закусил удила. Тогда я сказал напрямую, что необходимо зайти на почту и забрать там книгу.

— Какую такую книгу? — насторожился Витька. За всю свою сознательную жизнь он прочитал всего две книги, и те из-под палки. Зато какие! «Пиковую даму» и «Устав караульного службы».

— «Сознайся,Флетч!» — зачем-то стал уточнять я. Уж очень мне хотелось отделаться от собрата по оружию самым правдоподобным образом.

Мы пришли к консенсусу. Витька согласился подбросить меня до почты. А я согласился на пару минут заскочить к нему, чтоб их с Аленой быстренько помирить, а потом Витька согласился доставить меня обратно на вокзал. Причем клятвенно заверил, что мы «непременно успеем». «У меня же «Опель-Кадет», — он снова протер носовым платком лобовое стекло и ласково постучал мыском кроссовка по правому переднему колесу. — И не какой-то шаляй-валяй, а с инжектором».

К счастью, первый этап моих злоключений завершился на редкость удачно. Книжка, красная с потертой обложкой, так и лежала никем не тронутая на столе. Я положил ее в пакет. И мы поехали дальше. Якобы, мириться. Знай я заранее, чем все это кончится, я б придушил Витьку вместе с его инжектором…

Алены дома не оказалось. Дома была только Витькина дочка Настя — «чудо его ненаглядное». Она скучала в одиночестве и нашему появлению обрадовалась. Так и прыгнула папе на шею. «А мама к бабушке пошла! А ты мне куклу обещал ! Барби!» — «Разве? — удивился Витька, пытаясь отлепить «ненаглядное чудо. — Ладно… куплю … черт…» — «Сию минуту?» — Настя пошла ва-банк и еще крепче сжала объятия. — «Си..ю… минуту…» — прохрипел, задыхаясь, Витька. Потом, собравшись с силами, все-таки одолел противника и швырнул на диван.

В ту минуту мне показалось, что Витька врет. Каюсь, скорее всего я поступил бы точно так же. Но Витька оказался выше моих умозаключений. Он схватил меня за рукав, и, прыгая через три ступеньки, помчался вниз.

— Мы едем на вокзал или все-таки к теще? — наивно поинтересовался я.

— Первоначально к теще! — скрипнув зубами, вздохнул Витька, из чего я сделал вывод, что тещу он любит гораздо меньше жены. А потом он меня и вовсе добил. — Но в первую очередь надо купить ей куколку… Поздний ребенок. Сам понимаешь.

Он беспардонно запихал меня в салон, и мы, презрев правила дорожного движения, понеслись, как братья Шумахеры, на другой конец города за куклой Барби. В игрушечном магазине было безлюдно. Молоденькая продавщица, изнемогая от жары и скуки, лениво читала какую-то, на первый взгляд, белиберду. Пока Витька со знанием дела выбирал «самую лучшую игрушку для девочки лет семи», я решил ненавязчиво познакомиться с продавщицей. Почему-то мне нравятся крутые детективы и молоденькие продавщицы, хотя, если быть объективным, между ними нет ничего общего.

— Интересное чтиво? — без обиняков спросил я.

— Не очень, — честно призналась молоденькая продавщица. — Такое впечатление, что кругом одни придурки. Впрочем, книжка так и называется: «Флетч в стране дураков».

О! Я читал про Флетча «в стране дураков». Название это, правда, плод большой фантазии переводчика. Ибо в оригинале повесть называется чуть иначе: «Флетч в обществе сумасшедших». Мне нестерпимо захотелось сделать девочке- продавщице что-нибудь приятное, и я ее осведомил: убийца — Франклин Блаттер. Она почему-то покраснела до корней волос. Наверное, ей нравился умалишенный мужлан Франклин Блаттер, и она никак не хотела верить в его коварство. И, чтоб она все же поверила, я сказал, что и сам являюсь поклонником Макдональда, в знак доказательства показав ей библиотечную книгу. «Вы думаете, он сознается?» — с придыханием, перейдя зачем-то на полушепот, спросила она. — «А черт его знает, — тоже полушепотом ответил я, — он парень себе на уме». — «Это точно, — вздохнула моя собеседница, — настоящий мачо, не то, что Генка Козин».

Я не стал усугублять наш диалог выяснением подробностей, кто такой Генка Козин, тем более, что в это время нарисовался Витек с какой-то резиновой патлатой уродиной под мышкой…

У тещи Аленки тоже не оказалось. «Была, — сказала Валентина Власьевна, — чаю попила, в туалет сходила и вдруг исчезла…»

И тут она узнала меня. Мне в данной ситуации не хватало только этого.

— Юра, — запричитала мать моей доброй подруги юности, — сколько лет, сколько зим и весен. А ты уже полысел… Наверное, читаешь много. Как при коммунистах, когда еще в школу ходил.

— Да нет, Валентина Власьевна, некогда мне много читать. Одну книжку уже три месяца мурыжу.

— Путную книжку? — насторожилась она. — Детективчик, небось? Ась? — пожилая леди всю жизнь отработала в органах правопорядка и к детективам относилась скептически, как я к бульварным романам.

— Гришка Макдональд: «Сознайся, Флетч!»

— Вау! — мне показалось, что мадам уже слегка подшофе. —- У твоего Флетча дурные манеры. Впрочем, он журналист, а все журналисты слегка того… Люди со бзиком… А у меня, мальчики, сегодня как раз знаменательный день. Можно сказать — юбилей, двадцать пять лет безупречной службы. Четверть века — и ни одного взыскания. По стопарику?

Я интенсивно закачал головой: мне, дескать, ужасно некогда, а зять ваш, Витька который, за рулем. Но Витька уже снова вцепился мне в рукав и, как бычка на заклание, потащил за собой в прихожую. «Болван! — кипятился Витька,— она же майор вневедомственной охраны!» «По мне, так хоть генерал спецназа! — я выразительно постучал по циферблату часов. — К тому же, я не шучу, — ты действительно за рулем». «Э-э…— Витька в который раз от нетерпения зацепился обувью за порожек. — При чем тут, что я за рулем? У меня же не «Запорожец», а «Опель-Кадет» с инжектором».

А при чем тут инжектор? Я представил, как сейчас психует на вокзале мой Танюсик, и мне в который раз захотелось придушить Витьку вкупе с его инжектором. Не раздеваясь, мы прошли на кухню, с наскока дербулызнули из графинчика армянского коньяку и зажевали его пучком тархуна; по научному — эстрагоном бельвийским номер шесть.

— Ну, и куда она сквозанула? — как бы между прочим полюбопытствовал Витька. Но вдруг, ни с того ни с сего, сорвался на петушиный фальцет. — Она мне всю жизнь исковеркала!

— Вот те раз! — подумал я.

— К Зойке, — не стала запираться Валентина Власьевна. — У них с Антоном годовщина бракосочетания. («Вот те два! — день сплошных юбилеев и торжеств. Только мне от всего этого лишняя головная боль, лихоманка их всех забодай»).

— Вперед! — скомандовал Витька, как в бытность свою заместителем комдива взвода, — вперед, ура и нопосаран! Я им сейчас покажу, что значит ефрейтор стройбата!

— Зойка — хорошая девка, — утешал меня по дороге Витька, — ты ее не бойся. И вообще — тебе вся стать на ней жениться, чтоб мы дружили семьями.

— Да я вроде женат, — вяло от жары возражал я. — Да и она, если теща твоя не лжет, уже пребывает в замужестве.

— Лжет, конечно, старая вешалка, — утешал меня мой бывший сослуживец. — Ты еще не знаешь, на какую гнусную подлость способна эта мегера. Она мне всю жизнь исковеркала.

Я напомнил Витьке, как бы вскользь, что эту же фразу он говорил минуту назад в адрес своей супруги и двадцать лет назад — в адрес комбата. Витька, как ни странно, «со мной был полностью согласен». Ага! И она. И он мне всю жизнь исковеркал. И ты — хмель кувалдой ударил его по темени. При чем тут я?

А время тем временем уже понеслось в галоп. Вот-вот на первый путь подадут наш литерный поезд.

Помирил я их фантастически быстро. Я даже задним числом подозревал, что никакой ссоры у них не было и в помине. Просто Витька неделю назад купил свою иномарку. Ему было невтерпеж перед кем-нибудь порисоваться. И я, как лох, подвернулся под горячую руку. А дальше вовсе все перевернулось вверх тормашками — сплошная фантасмагория. Во-первых, Зойка, вопреки Витькиным инсинуациям, пребывала замужем и отмечала в максимально узком кругу ситцевую годовщину. Во-вторых, Витька «от самого чистого сердца» зачем-то подарил им Барби, вручив ее Зойке, а Антону пытался всучить мою книгу. Брызжа слюной, уверял молодоженов, что она захватывает дух похлеще, чем «Кама Сутра». Из-за этого мы чуть не съездили друг другу по морде.

Я психанул. Сказал ему все, что о нем думаю. И тут он вспомнил, что мне, идиоту, срочно нужно быть на вокзале. Вспомнил он это очень своевременно: и для меня, и, что особенно важно, для себя. Для меня, потому что я действительно уже находился в цейтноте, а для себя, потому что это был идеальный повод еще раз сказать про «Опель-Кадет» с инжектором. Зойка, хорошая девка, о нем еще ничего не слышала.

Когда мы приехали на вокзал, поезд уже таял в зыбком июльском мареве. Танюсика ни на перроне, ни в зале ожидания не было. Не было под рукой и веревки, чтоб придушить мерзавца, хоть руки у меня чесались уже не первый час.

— Без паники, рядовой, как тебя там… Равняйсь! Смирно! — Витьку неудержимо несло на рифы, он поймал армейский кураж. Надо сказать, неплохой он все-таки был пацан, этот Витька, Виктор Зурабович Согиношвили, век бы его не видеть. — Мне что, для лучшего друга бензина жалко?

И тут я впервые поймал себя на мысли, что очень даже неплохо, если у твоего «лучшего друга» есть «Опель-Кадет» с инжектором. А какой русский не любит быстрой езды, даже если он наполовину грузин? В общем, даешь по сто пятьдесят на грудь и сто восемьдесят — на спидометр.

— В саму Мостовую я не поеду, — извинительным тоном прогундосил Витька, когда мы возле птицефабрики лихо обогнали акционерный трактор, — я там Генке Козину должен двадцать рублей. Мы перехватим твой экспресс в Оленино. Я там всех знаю.

Свет клином сошелся, что ли, на Генке Козине? Впрочем, мне отныне все по барабану. В Оленино, так в Оленино. Это даже экстравагантнее.

Распрощались мы с ним по- дружески тепло и в то же время по-армейски скупо. Вскоре подъехал наш «тарзанчик». Я вошел в вагон и сразу увидел беленькую шевелюру моего Танюсика. Она сидела в кресле ко мне спиной и что-то увлеченно рассказывала своему попутчику. Я подошел поближе, присел на соседний подлокотник и стал вдохновенно слушать.

— Короче говоря, они поссорились вдрызг. И попросили Флетча их помирить, ага. Он учился с супругой Хартли в одном университете. Но когда Флетч приехал к Изабелле в коттедж, нашел ее там с пулей в затылке. Дальше я прочитать не успела. Теперь его обвиняют в убийстве… Требуют, чтобы он сознался… вот. Потом муж потерял книгу, а потом я потеряла мужа.

— Его тоже убили? — посочувствовал Таньке пижон в бейсболке.

— Пока не знаю, — тяжко вздохнула моя благоверная. — Хотя вряд ли. Мы же не в Америке живем. А жаль…

Я не совсем понял, к чему конкретно относится эта ремарка: «А жаль». К тому, что меня не убили, или к тому, что мы живем не в Америке. Состав, простояв две минуты, тронулся дальше. Следующей станцией была Мостовая.

— А что вы делаете сегодня вечером?

— В принципе, потеряв мужа, мне нет смысла ехать к двоюродной тетке. Как вы думаете, он сознается?

— Кто? — Оторопел ее попутчик.

— Флетч.

Внезапно состав тряхануло так, что я сорвался с подлокотника и буквально протаранил сидящих впереди леди энд джентльмена. От неожиданности Танюсик вскрикнула и вцепилась зубами в торт, а пижон в бейсболке ткнулся носом в спинку переднего сиденья.

— Привет, ­— миролюбиво поздоровался я, — Флетч не сознается. А Витьку Согиношвили я час назад помирил с женой.

— Юрасик, — назидательно сказала Танька, — у тебя дурные манеры. Зачем ты нас пихаешь исподтишка? И еще — ты вечно суешь свой нос, куда и собака не совала…

Нос, так нос… и нежно поцеловал Танюсика в кончик носа. Флетч на моем месте, наверное, поступил точно так же. Поезд набирал обороты. Жизнь продолжалась.