Вход

Короткие школьные истории с 1 по 8 класс (прикл-е, связанное с учебой)

В школу всегда ходил с удовольствием — кроме получения знаний, там можно было поиграть в различные игры, порассказывать и увидеть много интересного, а также стать свидетелем или участником школьных историй. Я учился в сельской восьмилетней школе: поступил в 1967, а закончил в 1975 году. Вот что я вспомнил из тех лет.

В школу всегда ходил с удовольствием — кроме получения знаний, там можно было поиграть в различные игры, порассказывать и увидеть много интересного, а также стать свидетелем или участником школьных историй. Я учился в сельской восьмилетней школе: поступил в 1967, а закончил в 1975 году. Вот что я вспомнил из тех лет.

Не кочегары мы

Отец ушел от нас с мамой, когда мне было пять лет, и жил в нашем поселке на другой улице. Он никогда не приходил ко мне, а встречаясь случайно на улице, просто проходил мимо.

Это было обидно и на глаза наворачивались слезы. Но потом привык и не обращал на это внимания. Отец работал в совхозе кузнецом, сварщиком, водителем бензовоза. А когда мне исполнилось семь лет и я пошел в первый класс, его угораздило устроиться кочегаром в школьную котельную. Отец частенько заходил в школу проверять, как топятся батареи, спускать воздух, устранять течь. В прокопченной спецовке, с черным от угольной пыли лицом, он вызывал насмешки у ребят, и они пытались «повесить» мне кличку «кочегар». Не вышло. С ровесниками кулаками, а со старшими ребятами — молчанием, я отстоял право не иметь такого прозвища.

Однажды зимой отец зашел во время урока в наш класс, чтобы проверить батареи. Как обычно, весь класс в знак уважения перед взрослым человеком встал, приветствуя его. Весь класс, кроме меня. Я, назло отцу, сидел и продолжал как ни в чем не бывало смотреть в учебник. Учительница громко и строго назвала мою фамилию. Отец, наклонившись к батарее, вздрогнул и с недоумением посмотрел на учителя. Та быстро сообразила, в чем дело, и скомандовала: «Садитесь, ребята!» Я думал, что после ухода моего родителя мне будет сделано замечание. Но учительнице хватило такта, чтобы не заострять внимание на сложившейся ситуации.

Преступление и наказание

Не знаю, как сейчас, а раньше за баловство у нас было несколько наказаний. На первом этапе за непослушание у учителя было как минимум пять рычагов воздействия: 1. окрик, замечание; 2. «ставили столбом» у парты, где сидишь; 3. если не действовало — ставили в «угол»; 4. отправляли на беседу к директору; 5. ну, и самым послед­ним этапом — вызывали в школу родителей.

Мы свою учительницу боялись — она была нервная. Чуть что не по ней — могла запустить в ученика учебником, отхлестать тетрадкой по голове или ударить по рукам линейкой. Родители знали об этом и никуда на учителя не жаловались, они всегда считали нас виноватыми. Но однажды родители Валерки Лобанова приходили ругаться в школу. Это случилось, когда мы уже учились во втором классе. Валерка, еще один мальчик и девочка были в нашем классе в числе отстающих — то ли не хотели учиться, то ли просто не понимали того, что им «пыталась вбить в головы» учительница. Их троих прозвали «стеклянный, оловянный и деревянный» за то, что они были тупыми.

Так вот, о Валерке. Он к тому же был еще и неопрятный, не любил стричься. Как только начинал зарастать, учительница делала замечания и даже посылала записки родителям. Скорее всего, он записки до дома не доносил. Однажды рассерженная учительница принесла с собой механическую машинку для стрижки волос и во время урока, поставив Валерку столбом, простригла ему от лба до затылка дорожку. Валерка молча плакал. На следующий день к директору приходили ругаться его родители, а он целую неделю так и ходил в школу с дорожкой на голове. Потом, в воскресенье, его постригли наголо, и он с прической «зека» пришел в школу. После того случая Валерка уже никогда не отпускал волосы до запрещенной длины, а учительница не позволяла себе стричь в классе неряшливых учеников.

Как мы собирали почки для больных

На мое поколение пришлось много интересных событий и школьных перемен. Например, начинали мы учиться в спаренных классах, когда одна учительница учила одновременно первый и третий классы, а рядом, в другом классе, учились ребята из второго и четвертого. Было трудно, ведь нам приходилось слушать задания старшеклассников, да и на наше обучение учитель тратил ровно половину урока. Когда мы переходили в четвертый класс — нас ждало радостное событие: с этого времени мы отделались от младшеклассников, а обучение проводилось по-новому. Каждый кабинет оборудовался под свой предмет, и мы переходили на переменах из одного в другой. А еще, если мне не изменяет память, в 1968 году мы перешли от чернильных ручек к шариковым. Труднее всего к шариковым ручкам привыкали старшеклассники — у них рука была набита под чернильные перьевые ручки. Но ничего, привыкли.

Так вот, о почках. Во время нашей учебы нам давали задания — то по сбору макулатуры, то золы, то металлолома, то почек березы и сосны. В классе соревновались, кто больше соберет звеньями, а в школе — классами. Первый урок, как победить в соревновании любой ценой, нам преподавала учительница в четвертом классе. Берез у нас в поселке росло много, поэтому с березовыми почками кое-как процесс шел, а вот за сосновыми надо было идти в лес.

Классная руководительница собрала нас в воскресенье, и мы с бидончиками пошли за сосновыми почками. В лесу учительница достала из рюкзака топор и нам, мальчикам, приказала срубить две сосны. На наше детское наивное «деревья же жалко» — ответила, что нужно собрать больше всех почек, чтобы выиграть школьное соревнование... До первого места нам не хватило немного, и учительница на классном часе сетовала по этому поводу. Наверное, про себя жалела, что не срубили еще одну сосну.

Как Витька лишил школу электричества

Когда мы перешли в пятый класс, в нашей школе появился мужчина, который стал преподавать физкультуру, труд и пение. И если после начальных классов рукоприкладство учителей прекратилось, в шестом классе мой друг Витька ощутил его на себе. Я этого не видел, мне он сам рассказывал.

Осень. Уроки труда у нас проходили на улице и заключались в перекопке огорода. Для нас это как нож по горлу — свой огород копать надо, а тут еще и в школе опять копать. В шестом классе у нас уже начинали играть мужские гормоны, и мы старались каким-то образом обратить на себя внимание девчонок. Одевшись, наш класс вышел на улицу и стал ждать, когда учитель раздаст инструмент. А мальчишки от безделья нашли где-то старую ножку от стола и стали кидать ее, кто дальше. Мой друг Витька кинул неудачно и попал ножкой в электрические провода. Произошло замыкание, и шлейф искр посыпался на головы учеников.

Девчонки завизжали. Выскочил учитель. Ему хватило одной минуты, чтобы разобраться в ситуации. Схватив злополучную ножку, он стукнул ею по мягкому месту виновнику происшествия. От неожиданности у Витьки даже сопли вылетели наружу.

Тем временем в школе погас свет, а искры на проводах, как по эстафете, пошли с замыканием гулять по поселку. «Беги к электрикам, скажи, чтобы отключили электричество». Витька побежал. А потом мы до конца учебного дня еще долго наблюдали, как совхозные электрики ходили и разъединяли длинными палками слипшиеся провода.

Первая эротика и прыжок ради славы

В седьмом классе мы уже обращали внимание на созревающих девчонок из своего, шестого и восьмого классов. Все было интересно и неизвестно. Приоткрыть завесу тайны «про это» помогало общение со взрослыми ребятами и первые робкие опыты поцелуев и прикосновений. А однажды мальчишеский корпус нашего класса был приятно шокирован — одноклассник Сергей принес карты с обнаженными женщинами.

Это сейчас подобная продукция продается, а тогда за это можно было схлопотать даже срок — порнография! Конечно, наш секрет хранился недолго — кто-то «капнул» учителям, начались допросы и требования отдать классному руководителю «то, что вы с интересом смотрели». К чести моих одноклассников, мы не отдали учителям карты и не сказали, кто их принес. Всех не накажут! Так и вышло. Помучившись с нами, учителя отстали, а Сергей, испугавшись, больше «похабные» карты не приносил.

А еще играющие гормоны по­двигли меня прыгнуть со второго этажа школы. Случилось это на продленном дне. Как раз к нам на практику прислали молодую учительницу, года на три-четыре старше нас, Светлану Ивановну. И мы перед ней изощрялись, кто что вычудит. Когда уже уроки были подготовлены, наш седьмой класс пустился в беседу с практиканткой, обсуждая различные темы. И я, решив поставить Светлану Ивановну в тупик, ни с того ни с сего спросил: «А можно прыгнуть из окна?» Она шутя сказала: «Прыгай!»

Не ожидав такого поворота событий, понимаю, что наши девчонки, если я не прыгну, расценят это как трусость. На мое счастье, было начало апреля и еще не весь снег у стен школы растаял. Вскочив на подоконник, я быстро открыл окно и сиганул вниз. Приземлившись, посмотрел вверх. Одноклассники облепили окна. Вытащив ноги из вязкого мокрого снега, спокойно пошел в класс. Светлана Ивановна встретила меня, как будто ничего не произошло. Но я видел глаза наших девчонок — они смотрели на меня с восхищением! Конечно, я был героем недели! Многие ребята потом повторили мой прыжок. Но это уже было после, да и обстоятельства совсем другие.

Как я пострадал за моду

В мае, когда восьмиклассники сдавали экзамены, мы, семиклассники, уже считали себя главными. Теперь в нашей восьмилетней школе мы короли и вести должны себя подобающе. Не все указания выполнять и не всех учителей слушать — это основное правило поведения старшеклассников.

Как раз когда мы переходили в восьмой класс, ввели новую школьную форму для мальчиков и девочек. Не помню, что было у девочек, а у мальчиков положены были пиджак, брюки и галстук. Образцы формы опубликовала газета «Пионерская правда», которую нас всех заставляли выписывать.

70-е годы — расцвет моды на брюки-клеш, рубахи «петухами» и длинные волосы а-ля хиппи. Все лето я не стригся и отращивал волосы «под битлов», а также не стал покупать в магазине стандартную школьную форму, а заказал себе в швейной мастерской, что была расположена в теперешнем помещении «Сбербанка» на улице Грацинского, пиджак и брюки-клеш на 32. Кстати, это было дороже, чем в магазине, но деньги на костюм я заработал в родном совхозе.

1 сентября собравшаяся на линейку школа ахнула при появлении ученика-пижона. «В советской школе нельзя мальчикам носить длинные волосы и ходить в брюках-клеш, — решил школьный педсовет и 1 сентября выгнал меня с занятий: пока не пострижешься и не приведешь в порядок брюки, в школу не приходи! Следует заметить, что учился я на «4» и «5», правда, в графе «поведение» за все мое обучение в школе лишь однажды классный руководитель поставила оценку «примерное», потому что в начале четверти у меня вырезали аппендицит.

Так вот, учитывая мою хорошую учебу, иногда кое-что прощалось. Конечно, постричься пришлось, а вот в «клешах» я отучился до самого выпускного — сказал учителям, в какую сумму обошелся мне костюм и что у нас с мамой на другой денег нет. Мои одноклассники смогли надеть «клеши» только на выпускной, а я отходил в них целый год, как исключение из общепринятых правил. Кстати, на выпускном я еще раз учителей и всю школу шокировал — пошил брюки на 40 с входившими в моду манжетами внизу.

А. Бабаевский.