Конкурс "Деды и слаги". Испорченные х/б и ефрейторские лычки

Много происходило , да и сейчас, наверное, происходит в рядах наших доблестных вооруженных сил такого, что достойно быть запечатленным в назидание потомкам. А эти два случая из армейского периода моей жизни примечательны еще и тем, что произошли без всякого коварного умысла с моей стороны.

Итак, эпизод первый. Поручили мне, тогда еще «зеленому» молодому бойцу, «дедушки» замочить в хлорке новые, только что полученные х/б, дабы придать им вид более солидной, выбеленной солнцем и потом одежды, соответствующей их сроку службы.

Подробной рецептурой меня ни­кто не снабдил, и вся эта операция по искусственному химическому старению была проведена исключительно на мои глаз и совесть. Не знаю, как в российской, а в советской армии хлорки хватало, и мне ее, родимую, да еще халявную, грех было жалеть для хороших людей.

В довершение ко всему она, эта самая хлорка, еще и размешалась не очень равномерно.

В итоге на х/б без слез могли смотреть только импрессионисты, модернисты, сюрреалисты и прочий передовой отряд творческой интеллигенции с крепкими нервами и богатым воображением. Пикассо нервно курит. Но так как авангардных художников в рядах военнослужащих срочной службы в нашей части не было, художественную ценность моего шедевра оценить было некому.

Надеть же на себя то, во что превратилось некогда х/б, значило грубо нарушить форму одежды и оскорбить эстетический вкус окружающих военнослужащих. Этого сделать никто не рискнул и выкручивался, кто как мог.

Бить не били, но сказали много хороших, добрых, теплых слов в мой адрес. В то, что это энтузиазм, никто так и не поверил.

Второй эпизод был менее драматичен, но имел не меньший резонанс в нашей роте. В этот раз мои действия нашли полное понимание и одобрение бойцов всех призывов.

Уж не знаю, за что свалилась на меня такая беда, но к концу первого полугода службы было мне к какой-то дате присвоено звание ефрейтора. Кто служил, знает, что поощрение в глазах порядочных солдат весьма сомнительное. «Собачью» лычку я пришивать не спешил и ходил с чистой совестью и чистыми погонами, пока старшина сурово не приказал, чтобы завтра на строевом смотре я предстал по всей форме, то есть с лычками.

Делать нечего. Весь день у солдата, тем более в первые полгода, забит до отказа, будь ты хоть трижды ефрейтор. Так что после отбоя, весь замотанный дальше некуда, беру шинель, пришиваю погоны с лычками, вешаю на место и ложусь спать, что называется, с чувством исполненного долга. Утром одеваюсь, иду к вешалке, погоны моей шинели девственно чисты, зато появились лычки на шинели бойца, который из кожи вон лез ради хотя бы ефрейторских лычек любой ценой.

И опять никто не поверил мне, что я просто перепутал шинели, а не «подколол» это чучело. Но поступок одобрили все. Как я перепутал шинель, которая была подписана, до сих пор тайна, покрытая мраком.

Володя Шилов.