Автограф великого узника

Эту книгу — «В круге первом» — своим друзьям я показываю с гордостью. Еще бы! На ее титульном листе красуется автограф автора, или, как его иногда называют, «великого узника» — Александра Исаевича Солженицына. Задумав написать об обстоятельствах получения его собственноручной подписи, поймал себя на том, что не помню, в каком году это произошло, а под автографом дата проставлена не была...

Три дня упорно копался в своих архивах, стопках старых газет, которые почему-то пережили переезд из города Балабаново Калужской области в Ржев в 2000 году и не оказались выброшенными. Изрядно наглотавшись пыли старых бумаг, я, наконец, был вознагражден — передо мной лежал пожелтевший номер районной газеты «Боровские известия» от 18 мая 1998. В этой газете мне посчастливилось работать в те незабываемые годы в качестве корреспондента и заведующего отделом экономики. Первая страница номера целиком была посвящена визиту писателя в старинный русский город Боровск, расположенный в десяти километрах от южной границы Московской области...

Перечитав редакторскую передовицу, обильно сдобренную фотографиями, пришел к выводу, что механический ее пересказ современному читателю мало что даст. Ведь старая районка, зацикленная на собственных провинциальных проблемах, подобна семейному альбому: интересна лишь тому, кто хорошо знает и помнит изображенных людей. Поэтому буду говорить лишь о собственных впечатлениях, стараясь донести их до читателей «Были». Тем более, что сделать это в 1998 году на страницах «Боровских известий» не удалось ни одному корреспонденту районки, так как освещение столь знаменательного события взял на себя сам редактор вкупе с фотокорреспондентом. Но прежде немного истории.

В 1974 году А.Солженицын был в 55-летнем возрасте вы­дворен из Советского Союза с клеймом ярого антисоветчика и клеветника. И это после многих лет отсидки в лагерях и получения Нобелевской премии по литературе. Не помогли ни всемирная известность, ни факт участия в Великой Отечественной войне, ни заступничество прогрессивной интеллигенции и диссидентов тех лет. Режим был безжалостен к тем, кто разоблачал его неблаговидные поступки. Но писатель был уверен, что рано или поздно советская власть падет, и он вернется на родину из Америки, штата Вермонт, где жил и творил все годы вынужденной эмиграции.

Через двадцать лет его мечта сбылась — он вернулся в Россию. Россию без диктатуры одной партии и советской власти. Он не поехал в Москву, а пустился путешествовать по стране, ее малым городам, так как считал, что именно в провинции еще сохранились живые корни русской культуры, в ней надежда на спасение Отечества. Именно об этом он писал в своей знаменитой статье «Как нам обустроить Россию».

Первым в его путешествии по малым городам Калужской области был Боровск. Александр Исаевич и его супруга Наталья Дмитриевна, всегда сопровождавшая мужа в путешествиях, были глубоко верующими людьми. Поэтому в первую очередь они посетили знаменитый Пафнутьев-Боровский монастырь, где когда-то томился мятежный протопоп Аввакум.

Встреча с жителями города была намечена на 11 часов в районном доме культуры. Зал почти полон, с живым классиком пожелали встретиться не только жители районного центра, но и Балабанова, Обнинска, Малоярославца и даже Москвы. Однако за несколько минут до начала встречи вдруг погас свет. По рядам прошел ропот, что встречу хотят сорвать некие коммуно-фашисты, продолжающие считать писателя изменником родины. Через полчаса администрация дома культуры объявила, что по техническим причинам встреча переносится в актовый зал картинной галереи, здание которой находится недалеко отсюда, метрах в пятидесяти.

Народ бросился к выходу, толкаясь и чертыхаясь, как на автобусной остановке в час пик. Но маленькое помещение актового зала могло вместить едва ли пятую часть собравшихся. Люди садились по двое на стулья, плотной массой забили проходы, ругались и ссорились за каждый сантиметр пространства. Мне с коллегами повезло. Используя хорошее знание причудливой планировки картинной галереи, бывшей церкви, мы почти первыми ворвались в помещение и удобно, полулежа, расположились прямо на ступеньках сцены, где через несколько секунд нас чуть не задавили другие счастливчики... Постепенно все немного утряслось, на сцену вышли Александр Исаевич с супругой и, как водится, сопровождающие их чиновники от отдела культуры и городской администрации. Опущу их нудные формальные выступления и перейду сразу к делу.

Густые с проседью борода и усы; высокий, в продольных морщинах, лоб; длинные, прямые, зачесанные назад волосы. И, конечно, большой, вдавленный шрам на лбу, о происхождении которого ходят самые дикие слухи. Поразило, как мог выжить человек после такой травмы... Но главное — глаза. Слегка прищуренные под лохматыми бровями, усталые, но пронзительные и глубоко мудрые. Казалось, эти глаза видели все на свете, их обладателя уже ничем нельзя удивить. Они излучали спокойствие и внутреннюю сосредоточенность. Таковы мои первые впечатления о великом узнике, которому в тот год исполнилось 80 лет.

Наталья Дмитриевна, несмотря на возраст, все еще была миловидной, я бы даже сказал, красивой женщиной, аккуратно, чисто, скромно одетой, без макияжа и украшений. Вся ее стройная фигура выражала внутреннее достоинство, граничащее с чопорностью. Она не переговаривалась с супругом, но предупреждала малейшее его желание — подать стул, книгу, предоставить слово кому-то из зала... Такое молчаливое взаимопонимание достигается многолетней совместной жизнью и безграничной любовью.

Александр Исаевич начал с того, что приехал не читать лекцию и учить, как жить, а послушать простых людей, вникнуть в их проблемы. Он немного рассказал о себе, напомнил, что от сталинских репрессий погибло 15 миллионов человек. Его глуховатый, спокойный голос, свое­образные выражения, придающие речи простоту и глубинную русскость, казалось, располагали слушателей к взаимопониманию и откровенности.

Но задушевного разговора не получилось. Происходившее скорее напоминало митинг. Из зала раздавались выкрики, лозунги, жалобы на невыносимые условия жизни, проклятия в адрес демократов, затеявших антинародные реформы. А поскольку писатель показал себя явным сторонником этих реформ, то раздражение, нетерпимость, даже ненависть полились на него бурным потоком. Кто-то произнес явно заготовленную речь, направленную лично на писателя. Дескать, пока он там сидел в сытой Америке и писал пасквили на Россию, народ страдал и бедствовал, а сейчас подобные выкормыши Запада прибирают к рукам богатства родины.

Было нестерпимо стыдно за этих людей, оскорбляющих великого писателя, приехавшего к ним с добром. Хотелось провалиться сквозь землю...

Казалось, нормальный человек не может выдержать столь яростного натиска озлобленности и недоброжелательства. Я со страхом думал, что вот сейчас Александр Исаевич встанет и уйдет со сцены. Что будет?

Ничего подобно не произошло! Он спокойно сидел, внимательно слушал, даже изредка что-то записывал, а когда глядел в зал, его глаза выражали внимание, сочувствие и, мне показалось, жалость. Жалость к этим обездоленным, исстрадавшимся людям, запутавшимся в пропагандистских тенетах, потерявших ориентировку в жизни, ожесточенных и озлобленных на весь несправедливый мир. Чувствовалось, что Александру Исаевичу было не впервой встречать такой прием в российской глубинке...

Когда страсти улеглись и все желающие выговорились, писатель встал из-за стола. Зал притих, как бы опешивший от собственной несдержанности и потому чувствующий себя немного виноватым. Александр Исаевич заявил, что он вовсе не является сторонником того, что сейчас происходит в России, но народу нужно было избавиться от прежнего режима. Сейчас народ обкраден, демократия и не начиналась, на власть надеяться нечего и нужно самим браться за устроение жизни.

В конце встречи началась церемония раздачи автографов, подобно причастию после церковной службы. Наталья Дмитриевна брала у желающих книгу, на листке бумаги писала фамилию, имя и отчество участника встречи, вкладывала записку к титульному листу, передавала книгу писателю, а уж тот вписывал все это и скреплял своей подписью. Желающих получить автограф всемирно известного писателя было много, а потому на всю церемонию ушло не менее часа. Удивило А. Солженицына то обстоятельство, что почти у всех на руках было одно и то же его произведение, то есть «В круге первом». Откуда ему было знать, что других его книг в местных магазинах вообще никогда не продавалось, а партию этих завезли лишь за несколько дней до его приезда...

Подписывая мою книгу, Александр Исаевич переспросил фамилию и с улыбкой взглянул на меня. Вероятно, он вспомнил, что именно я задал ему вопрос: «Существует ли в России демократия?» и всю встречу буквально валялся у его ног на ступенях сцены. Впрочем, не я один...

Если бы писатель прочел эту зарисовку с натуры, он вероятно, сказал, что и не так думал, и не так смотрел, как это изобразил автор. Но это мои личные впечатления, а не формальный отчет о событии. Событии, за­ставившем меня многое переосмыслить.