Украденное детство (фашистская оккупация)

Окончание. Начало 21 и 28 февраля.

- 8 -

Полицаи подгоняли нас: где помогали подняться на высокий кузов, где бросали, как дрова, старых и детей. Усадили всех. Сели в кузов к нам и два полицая с винтовками. Машины тронулись. И вот первая остановка. Большое село или город, не знаем. Машины остановились у большого деревянного дома. Над крыльцом висел красный флаг с фашистской свастикой. Приказали выгружаться на лужайку у комендатуры. Здесь мы узнали, что это за селение. Называется Холм-Жарковский, районный центр Смоленской области.

И тут увидели страшную картину. По улице немцы гнали наших военнопленных. Колонна шла довольно долго. Я думаю, не один полк. Вид военнопленных был неприглядный. Грязная одежда, грязные повязки от ранений. Женщины смотрели на это со слезами на глазах. «Куда же глядели наши командиры, что целыми армиями сдавали врагу?» — говорили взрослые дяди и тети. «Откуда вас гонят, сынки?» — спрашивали женщины. «Из-под города Белого», — отвечали.

Рядом со школой уже был подготовлен концлагерь. Большая площадь огорожена забором из колючей проволоки с вышками. На этой площади не было никакого жилья, голое поле. Сюда и загоняли военнопленных. А большое здание школы заселяли немцы. Мы эту ночь тоже ночевали под открытым небом.

Где-то к обеду стали подъезжать подводы. Нам объявили, что до особого распоряжения нас расселят по деревням. Старосты брали по нескольку семей и увозили к себе в деревню. Нас и еще одну семью забрал другой староста. Поселили в дом к двум женщинам. Деревня называлась Луковщина.

- 9 -

У матери проблема стала еще серьезней. Как накормить нас? В концлагере хоть давали чего-то немного. Чтобы сразу не умерли, а постепенно. Мать взяла торбочку и пошла по миру. Подавали, но плохо, самим есть нечего. Правда, у них хотя картошка была. Она стала брать меня с собой. Глядя на меня, люди, сжалившись, что-то давали, спасибо им. Спасибо смоленским женщинам, как-никак, помогали нам выжить.

Кто-то из деревенских сказал матери, что в деревнях, забыл название, живут побогаче. Но там особая немецкая зона. Могут застрелить. Все же мать пошла и меня взяла. Подошли к деревне.

У околицы шлагбаум и два полицая. Они расспросили мать, кто такая, зачем идет? «Что, не видишь, запретная зона. «Читать не умеешь?» Взяли мать под руки и повели нас в деревню. В большом добротном доме помещалась комендатура. Полицай ввел нас в избу. В углу за столом сидел немецкий офицер. Рядом с ним молодой парень в гражданской одежде. Он слушал офицера, а потом спрашивал мать. Вопросы были теми же. Мать все рассказала переводчику. Офицер что-то говорил про партизан, указывая на мать. Ей в ту пору было 40 лет. Он велел полицаю отвести нас в подвал.

Во дворе дома возвышался холм. По ступенькам спустились вниз. Пока дверь была открыта, увидели помещение со сводчатым потолком из красного кирпича и стены из белых блоков. На полу была труха из сена или соломы. В углу сидел мужчина. Они перекинулись несколькими словами с матерью. Потом его увели, и больше он к нам не вернулся. Ночевали в подвале одни.

Утром опять привели в дом к офицеру. Переводчик сказал, чтобы шли обратно в свою деревню и больше не появлялись в этом районе. Полицай вывел нас за деревню, и мы пошли с пустыми торбочками.

- 10 -

И еще один незабываемый случай произошел у меня с матерью. От нашей деревни километрах в пяти, как нам сказали, есть деревня Палкино, вроде так ее называли. Это партизанская зона. Туда только каратели заглядывают. Деревня совершенно пуста, ни одного жителя. То ли немцы угнали за связь с партизанами, то ли сами ушли в лес к партизанам. В деревне в подполах в каждом доме много картошки. Это была зима сорок третьего. Дома, естественно, не отапливались, и картошка была подмерзшей. Все равно продукт.

Мать взяла саночки у хозяйки дома, и мы пошли за картошкой. Сюда же за картошкой наведывались из других деревень. Когда мы пришли, народу уже по деревне ходило много. Не успели даже зайти в какой-нибудь дом, как появились вооруженные люди. Партизаны. Всех нас собрали на краю деревни. Один из них, наверное, старший, долго говорил патриотические слова. Нас назвал мародерами. «По закону военного времени вам полагается расстрел».

Потом всех, и взрослых, и детей, поставили лицом к стене у колхозных амбаров. И, конечно, дети плакали и прятались за родителей. Затем раздалась автоматная очередь и стало тихо. Все обернулись. Старший сказал, чтобы шли по домам и больше здесь не появлялись. Мы взяли саночки и отправились домой в свою деревню. Не везет!

- 11 -

Освободили нас в середине марта. Сначала приехали лыжники в белых халатах. На другой день прибыло много наших солдат. Трактор притащил громадную пушку. Она всю следующую ночь стреляла. Видимо, по отступающим немецким войскам. Здесь мы узнали, что и Ржев наш освобожден. Надо собираться на родину.

Много горя хлебнули, особенно родители с нами, малолетними. Да и Ржев нас встретил руинами после 17 месяцев оккупации. Но надо было как-то дальше жить. Главное, наши войска погнали фашистов вон из страны.

Б. Образцов.