Устами младенца. Продолжение

Продолжение. Начало в №№41, 42.

***

Пока мама в очередной раз сводила счеты со своим высшим образованием, я отбывала в деревне у бабушки от первого брака. Вернулась оттуда ласковая и невозмутимая, как кастрированный кот. Вот где можно было разгуляться! Маме бы моей у бабули занять терпения, спокойствия и навыков игры с малыми детьми.  Я вообще поражаюсь неиссякаемой энергии моей мамы, ее непрекращающимся гениальным идеям. И в них обязательно надо втянуть меня! Тут ей стукнуло в голову этикету меня учить. Как в мультике про собачку, мою тезку: спасибо-пожалуйста, здрасте-до свидания, спокойной ночи-доброе утро. Средневековье какое-то. Раньше можно было просто сказать: «Дать!!!» — и ткнуть пальцем в то, что нужно дать — и всем все понятно. А теперь все будут сидеть, как истуканы, пока не скажешь: «Дайте мне, пожалуйста, вон те конфеты». Но уж тогда будьте добры и ко мне обращаться соответственно: «Софья Сергеевна, не угодно ли вам пройти на горшок?» Или: «Мадемуазель Софи, проследуйте, пожалуйста, нос вымыть»! Ко всему прочему меня научили выговаривать, кроме имени и фамилии, свой адрес и паспортные данные ближайших родственников ого-го до какого колена.

Укладывая меня спать, мама вспоминала весь свой нехитрый репертуар: курочка Ряба, репка, ледяная и лубяная избы. Но потом моя родительница стала приучать к более серьезным авторам и начала, конечно, с Пушкина. Я бы, наверное, и Достоевского осилила, но не доросла немного — Александр Сергеевич был легко доступен, а Федор Михайлович хранился почти под потолком. Спустя некоторое время мы с мамой поменялись ролями, и уже я рассказывала ей сказки: «Жил-был зайчик белячок Вася у самого синего моря». И далее по тексту.

А в последнее время я озадачивала своих домашних следующей загадкой: «Синий! Красный! Зеленый! Желтый!» Варианты ответов:

— бабуля купила пластмассовые качели;

— пора спать и мама включает  ночник;

— у деда сошелся гранпасьянс «Паук».

***

Мне скоро три

Время идет. Того и гляди, на руке придется от привычной «козы» отгибать еще один палец…

Канули в Лету времена, когда мама, поджимаемая сроками сдачи-проверки наших продуктов жизнедеятельности, вопила по утрам: «Сонька! Что мне врачу участковому предъявить? Твой матрац?!» Подернулись исторической пылью мамины поправки, вроде «Дочь, волшебник не придет, а прилетит. И не на самолете, а на вертолете». или «Не банку меда принесла, а просто: Мухе-Цокотухе меду принесла», а то и «Соня, не Чебурашка, а черепашка». Долой мамины обиды на мое нежелание работать задарма и ссыпать игрушки в мешок не иначе, чем за ложку лекарственного сиропа. Вышла я также из того возраста, когда во мне бушевало желание въехать в детский сад на мамином горбу. В крайнем случае — на санках. Кстати, санки у меня — всем на зависть, боярам и дворянам. Не старорежимные алюминиевые, которые разок лизнул на морозе и примерз навеки, а из другого, легко скользящего яркого металла; с поролоновой подстилкой и свитой из мягких игрушек. Эти сани можно расцеловывать сколько угодно, главное, чтобы мама не засекла.

Не стерся из памяти и мой первый широкомасштабный новогодний утренник. Особенно приготовления к оному. С праздничным нарядом решили не мудрить и облачиться в традиционную в моем возрасте Снежинку. Костюм сшила моя вторая бабушка, колготки подарила тетя Таня (побируха я все-таки какая-то вырисовываюсь), маме осталось только купить мне праздничные туфли. Долго она показывала мои нижние конечности озадаченным продавцам, а потом чуть не плакала: «Соняха,   чувствую,   это я за тобой буду обувь донашивать. Надо ж, такие лапочки отрастила!»   Н-да, я себя на магазинных пуфах чувствовала волком из «Ну, погоди!», когда он на катке коньки надевал.   Но каково было удивление моей мамы, когда продавщица с труднопроизносимым именем и бровью не повела, бросив профессиональный взгляд на мои ступни,   принесла из подсобки коробку босоножек подходящего размера. Немного не мой колор (розовые), но выбирать не приходилось.

Помню, стих для Деда Мороза достался мне практически по наследству — мама и тетя, которых   выпустил в свет мой сад, заучивали те же самые строки. Правда, мне их рассказывать так и не пришлось — время поджимало, дедушка нетерпеливо ерзал на своем картонном с золотинками   троне, а за дверями уже репетировала следующая группа. Так что мне и еще троим однокашникам подарки вручили и по голове погладили в ускоренном режиме и отпустили восвояси.

После этого события сменяли друг друга, как у Мойдодыра: «Все вертится и кружится и несется колесом». Начну с того, что в моей жизни появился новый замысловатый персонаж — папа. В связи с этим мы переехали в город под названием Вышний Волочек. Так что я теперь волочанка (не путать с волчанкой и звездной очанкой). Безо всяких предварительных испытаний по­ступила я в местное дошкольное учреждение... Вот парадокс — в Ржеве я была чуть ли не единственная Соня на весь сад, а здесь — только в своей группе третья. В связи с этим вспомнился случай, когда мамина подруга развозила из детского сада по домам свою дочь Полину и дочкину подружку-тезку. Девчонки подвижные, любознательные. То и дело в автобусе слышно было в разных углах: «Полина, опусти ноги с сиденья. А ты, Поля, не облизывай окно». На лицах пассажиров в это время читалось: «Совсем у мамаши с фантазией туго».

Если бы я умела писать, я написала бы бабушке с дедушкой письмо, начинающееся со слов: «Дорогие мои прародители, баба и деда! Я живу хорошо (просто замечательно). У меня все есть. Есть своя квартира, она теплая (особенно, если обогреватель врубить), в ней одна комната и кухня…» Поначалу мою кроватку, как клетку с попугаем, родители на ночь завешивали непроницаемым одеялом. Потом стали изобретательнее: купили шторы, диван  и   переехали на кухню. В то же время мама подарила отцу шахматы. Теперь почти каждую ночь из кухни слышатся крики: «Кому мат? Это вообще-то ферзь!» или «Чего это ты моего коня моим   же офицером жрешь?!» Совесть бы поимели, гроссмейстеры, мне вставать, между прочим,  раньше всех, в будни и праздники.

Но им можно простить, молодые еще. Зато у меня теперь есть своя комната, диван, который по утрам превращается в кресло, и свой личный транспорт — надувной заяц. Мы его еще в Ржеве купили. О том, что это заяц, можно было догадаться, только подсмотрев в ценник. Один цвет чего стоит — розовый. Зато наш старый добрый китайский зверь выносливый, не чета всяким боливарам — меня с другом Димкой по всей квартире катал как миленький. Папа говорит, что если бы Стивен Кинг был жив, он обязательно выкупил бы у меня зайца, чтобы задействовать его в очередном бестселлере. А начал он так говорить после того, как у меня появилась привычка укладываться спать на этом звере. Видимо, меня в детстве недокачали, теперь приходится самой исправлять ошибки взрослых.

Я вообще по дому редко пешком передвигаюсь — обувь берегу. Мама с папой периодически ворчат, что заяц вечно у них под ногами путается, хотя на ночь я всегда загоняю зверя в стойло под стол, а утром, еще не открывая полностью глаз, седлаю своего гнедого-гламурного и еду на водные процедуры.

Но недавно мой заяц дал слабину. Мы с мамой не сразу сообразили, что в нем случилась пробоина. Подумаешь — сдулся и сдулся, я ведь в саду по две порции съедаю (между прочим, мой дядюшка, а он у меня шеф-повар при ресторане, заметил, что за такие деньги, за какие я в сад хожу, меня там должны трюфелями кормить). Но только мы его надували, я едва до ванной успевала доклячить, как транспорт мой сразу обмякал. Пришел папа и сразу обнаружил подвох, под левой лапой. Потом посмотрел   на мою выпячивающуюся нижнюю губу и поспешно сказал: «Я пришью ему новые ножки, он опять побежит по дорожке». Но   эмоции уже хлынули через край — кормильца, точнее, извозчика теряю, а мне нотации читают из Чуковского.

Тогда   папа вручил мне свою новенькую рабочую лампу и напутствовал: «Иди, засвети маме, а то она там, расстроенная,   впотьмах твои игрушки пытается рассортировать». Со слезами заставила маму выпить валерьянки, отвлечься от неприятности и погонять Морхухна. Через несколько минут родитель торжественно внес моего зайца на руках и, сказав, что теперь больному нужно поспать, водрузил его вне зоны моей досягаемости — на принтер. Жду теперь, пока просохнет мое средство передвижения, хожу пешком, как дурочка.

Записала Надежда Назарова.

Окончание следует.