Побег в окно
- Автор Внештатный автор
Юлия Калинина, «Московский Комсомолец»
В канун Нового года премьер-министр сказал, что хотел бы подарить россиянам честные президентские выборы. Но вряд ли мы дождемся от него такого подарка.
Если бы власти решили проводить эти выборы честно, они должны были начать с того, чтоб по-честному разобраться с нарушениями на предыдущих выборах — 4 декабря. Выявить виновных, наказать и отменить результаты на тех участках, где шли вбросы.
Но когда суды неуклонно оправдывают фальсификаторов, плюя на закон и здравый смысл, поверить в серьезность честных намерений невозможно.
По данным ассоциации «ГОЛОС», из 2000 исков о нарушениях на избирательных участках суды вынесли решения об отмене итогов выборов всего дважды. Эти два случая — исключения из правила, которому следуют суды: защищать результаты выборов 4 декабря любыми путями и во что бы то ни стало.
Во вторник я наблюдала за тем, как исполняется это правило в Пресненском суде. Там рассматривалось заявление члена участковой избирательной комиссии от КПРФ Натальи Ушляковой, работавшей на 81-м участке Москвы в доме архитектора.
4 декабря на этом участке произошла фантастическая история.
Председатель избиркома соцработник К. Титова в течение дня не смогла организовать вброс бюллетеней из-за въедливых наблюдателей. Поэтому по документам у нее получалось, что бюллетеней выдано на 301 штуку больше, чем находится в урне.
Не желая обнаруживать этот факт в присутствии неприятных людей, Клавдия Николаевна не начинала подсчет до 22 часов, пока не приехала полиция и не вытолкала наблюдателей от «Яблока» и СМИ, оставив только тихих коммунистов-пенсионеров. Эти пенсионеры, однако, тоже заметили, что в урнах не хватает 301 бюллетеня, о чем и рассказали потом на суде.
Мало того что не хватало бюллетеней, так там еще и результаты были плохие для «Единой России». КПРФ набрала 26%, «Яблоко» — 23%, «ЕР» — всего 18%. Клавдия Николаевна, не зная, что делать в такой тревожной ситуации, решила просто убежать. Она собрала по-тихому бюллетени, вылезла в окно и растворилась во тьме. Члены избиркома искали ее, ждали — надо же протокол подписывать и везти в ЦИК! — но так и не дождались.
Появилась она только утром. Бюллетеней у нее уже было гораздо больше, чем вечером, — штук на 500. И протокол был — подписанный всеми членами комиссии, включая тех, кто его не подписывал. И явка получилась уже не 53%, а 90. И за «Единую Россию» там уже проголосовало 36%, за КПРФ — 15, за «Яблоко» — 11.
Наблюдатели ОБСЕ и охранник здания видели, как Клавдия Николаевна лезла из окна. Килограммов сто в ней есть, так что это было эффектное зрелище. Правда, на суде ее коллеги-соцработники из того же избиркома сказали, что она не уходила с участка. Другая часть членов избиркома была уверена в обратном. Они ее искали на участке полночи. Уж, наверное, нашли бы, если бы она была там.
Перед судом выступали свидетели обвинения. Судье были представлены видеозаписи, зафиксировавшие нарушения. Судью просили истребовать книгу, где расписываются избиратели, чтоб проверить подписи и понять, как это за последние два часа на участок пришло столько же народу, сколько за целый день. Судье предлагали провести почерковедческую экспертизу подписи члена избиркома Садыхова, который написал заявление, что не подписывал протокол.
Но судья ничего не стала истребовать. Она отклонила все ходатайства, включая почерковедческую экспертизу, а помощник прокурора прямо сказала: «Я критически отношусь к показаниям Садыхова, что это не его подпись».
Также судья не заметила нарушений на видеозаписях, хотя там были засняты ненумерованные страницы книги избирателей, посторонние люди на участке после восьми вечера, противозаконный «вынос» наблюдателей полицией и сцена с Ю. Александровой, которая вместе с секретарем избиркома Анисимовым заполняла в полутемном буфете пачку бюллетеней. Увидев наблюдателей, она спрятала их в сумку, а когда полицейский попыталась заставить ее открыть, проигнорировала его и ушла, как она сказала, «гулять».
Благосклонного отношения судьи к председателю избиркома во время заседания невозможно было не заметить. Оно проявлялось даже в мелочах. Подавшая иск Ушлякова, например, попыталась выяснить, сколько народу было вечером на участке. Клавдия Николаевна ответила, что много. Как много? Примерно десять или примерно сто? Клавдия Николаевна сказала, что не знает. «Вы можете отличить сто человек от десяти?» — спросила Ушлякова. Председатель избиркома застенчиво молчала, не зная, что сказать. «Вы не можете ответить на этот вопрос», — подсказала судья. «Не могу», — обрадовалась Клавдия Николаевна.
Чисто дитя. Через окно она может удрать, а отличить сто человек от десяти не может. Я даже подумала, что ей, возможно, не придется гореть в аду за те пакости, что она совершила. По уму-то — абсолютный ребенок. А с ребенка какой спрос, даже со стокилограммового? Ну а насчет остальных — вопрос открытый. Их души, возможно, уже не спасти. Впрочем, мне лично не хочется никого винить. Ни Клавдию Николаевну, ни судью, ни помощника прокурора, ни членов избиркома, которые дали ложные показания.
Они исполняют указания, ну и пускай исполняют, если им это видится правильным. Но власти должны понимать, что пока они спускают своим людям такие указания, а вера в честные президентские выборы обнуляется со страшной скоростью.
Потому что честность не может быть избирательной. Или все выборы — честные, или все — нечестные. А так, чтоб 4 декабря — нечестные, а 4 марта — вдруг раз, и честные... Нет, так не получится. А результат заседания был таким: заявителю по всем пунктам отказать.