Кладбищенские параллели

Девяностолетие русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа в пригороде Парижа совпало с кладбищенским беспределом в пригороде Ржева. Из опубликованного письма в редакцию мы узнали, что новое ржевское гражданское кладбище — непроезжее, непроходимое болото. Захоронения там ведутся. Народ пока безмолвствует, митинга, аналога на Болотной, не было; направлены запросы, проводятся проверки.
Территория восьмисотлетнего Ржева — сплошь кладбища. Сколько лет захоронениям в Щупинском овраге, краеведы, кажется, не исследовали. Писали про Смоленское, Варваринское, про то, что Казанское кладбище — скорее всего, продолжение Преображенского; Старообрядческое не обошли вниманием, даже Холерное упоминали. На Сбоевском погосте нашли могилу Рюриковичей. А отыскать место захоронения бывшего Героя Советского союза не удалось. Летчик-ас, уроженец Вышнего Волочка, после войны осужденный за взлом ларька с водкой, лишился орденов и чинов, отсидел и остался в Ржеве, попал под поезд, похоронен на одном из городских кладбищ.
Когда присоединили Крым к России (летчик воевал в Крыму), вышневолоцкие журналисты резонно надеялись, что бывшего героя реабилитируют и могилу отыщут. Не произошло ни того, ни другого.
Народ мрет регулярно, не задумываясь над тем, что хоронить его некуда. Проблема с новым кладбищем давно нарывала и гноилась, и вот прорвало. Мэр-генерал и гражданские градоначальники вопрос поднимали, до колумбариев договаривались, да святые отцы воспротивились. У Жванецкого: «У людей большое горе, они хотят поторговаться». И у нас так? Район с городом торговался-торговался — и вышло вон как?
***
Сент-Женевьев-де-Буа французские власти постоянно грозятся закрыть, чего опасаться не стоит — не «Мистрали», чай. Кладбище не снесут никогда, потому что такого количества паломников, особенно из России, никакой Лувр не соберет. ­Туриндустрия у этих ребят развита не в пример нашей «дороге длинной и тяжкой».
До 1920 года это местечко, пригород Парижа, представляло собой дыру дырой. После того, как во Францию хлынули русские эмигранты, возникла проблема, куда поселить пожилых людей. Эмигрантский комитет купил замок, в нем устроили дом престарелых, где поначалу проживало 150 человек. К концу 1920-х — началу 1930-х годов возле замка появились первые могилы. 
Русское кладбище в пригороде Парижа учредила княгиня Вера Кирилловна Мещерская. Ее муж — почти наш земляк. Он из тех Паниных–Мещерских, чей прадед грохнул Павла I, потом поселился под Сычевкой. Сама княгиня, разумеется, похоронена на Сент-Женевьев-де-Буа. Есть ли могилы родившихся в Ржеве, трудно сказать, но те, кто посещал наш город, здесь покоятся. Например, Рябушинский, Прокудин-Горский, Лидия (Лика) Мизинова.
В соцсетях есть такая запись паломника: «Справа от иконостаса установлена мемориальная доска в память о 32 тысячах солдат и офицеров, служивших во Вторую мировую в немецкой армии. Они были сданы союзниками советскому командованию и казнены за измену. Репман 2015» . Кому что.
Иван Бунин, автор «Окаянных дней»,  в годы Второй мировой следил за картой военных действий из французского Граса, удивляясь самому себе — мол, кто мог подумать, что буду на стороне людоеда Сталина. Уход за могилой Бунина (потому что он — Нобелевский лауреат) должен осуществляться вечно.  Его соперники, соискатели, нобелевские кандидаты Д. Мережковский, И. Шмелев захоронены здесь же, но прах Ивана Шмелева перевезен на родину в Москву.
Похоронены рядом Зиновий Пешков и Николай Оболенский. Первый —старший брат Якова Свердлова, крестник Максима Горького, второй —крестник вдовствующей императрицы Марии Федоровны и великого князя Константина Константиновича. Николай Оболенский чудом выжил в Бухенвальде, после освобождения союзниками разыскивал свою жену, княгиню, тоже участницу французского Сопротивления. Надеялся, что она выживет в фашистском плену. Но его Вики (Веру) немцы обезглавили, тело уничтожили. Николай Оболенский стал священником.
Генерал Зиновий Пешков, тоже герой французского Сопротивления, в 1919-м писал брату Я. Свердлову: «Яшка, когда мы возьмем Москву, то первым повесим Ленина, а вторым — тебя, за то, что вы сделали с Россией!»
Матильда Кшесинская покоится тут же. Спросить бы очевидцев, не треснула могильная плита от того, что покойница переворачивалась в гробу, когда ее имя полоскали на родине? Кшесинская умерла в 1971-м, не дожив год до столетия.
Пробежишься по списку захороненных эмигрантов, отлученных от родины, страдальцев, изнывающих от ностальгии, сравнишь годы жизни — и вот что получается. «Вроде бы русские, вроде бы наши», как поет Малинин в самой известной про Сент-Женевьев-де-Буа песне на стихи Роберта Рождественского, прожили там гораздо дольше, чем мы здесь. И не в болоте их зарыли. •

На снимке: Сент-Женевьев-де-Буа