«Октябрь» в октябре

НЕДАВНО звонит друг: «Ты когда был последний раз в кинотеатре «Октябрь»?

— Билеты, что ль, достал?

— Я тебя так проведу. Пойдем на дневной сеанс. Нет, серьезно. Говорят, его скоро снесут. Запечатлим потроха на фотик для потомков. Авось, пригодится.

И пошли. Двери распахнуты круглосуточно. Контролеров нет. Можно пройти и сквозь стены. Все они испещрены субтитрами. В кинозале — как после съемок боевика. Кино убойное. Декорации не убрали. Звука, правда, нет. Сквозь потолок широкоформатным экраном зияет грязно-белое небо. И тишина, как великий немой. Ходим, вспоминаем, вздыхаем.

— Первый фильм, который ты здесь смотрел, помнишь?

— А как же — индийский мелодраматический триллер «Сангам». Две серии с перерывом. Тетки со всего двора рыдали, пересказывая сюжет. До этого родители ходили на «Войну и мир» Бондарчука. Показ длился неделю. Я думал, что вторая часть «Сангама» тоже будет на следующий день. Первая закончилась, и я пошел домой. А ее, оказывается, крутили через час после перерыва. Хэппи энд так и не досмотрел.

— А я на первый фильм ходил с мамой. Шла то ли «Екатерина Измайлова», то ли «Леди Макбет Мценского уезда», но что-то, связанное с Шостаковичем — Вишневской. Мне было лет шесть отроду. К страстным поклонникам и знатокам классики я себя и сейчас не отношу, «вряд ли отличу Гуно от Букстехуде». А тут — фильм-опера. Каково ребенку? Последние полчаса я ныл: «Мам, скоро кончится? Ты меня обманула, сказала, что в кино пойдем».

— Тебе не нравится? — шептала мама.

— Чего они все время поют, они будут нормально разговаривать?

— Разве плохо поют?

— Хорошо поют, только долго.

Кстати, удивился, когда недавно узнал, что Ростропович (муж Вишневской) в те годы стал лауреатом Ленинской премии. Солженицын (он у них на даче уже работал над «Архипелагом») был соискателем — за “Ивана Денисовича”. Во была б хохма, кабы вручили. В общем, «фильма» мне не понравилась, и я понял, почему не пошел в кино папа.

— Мы ходили на детский сеанс так: покупали два билета, реже три. Усаживались поближе к выходу, вот к этой двери. Как только свет гас, потихоньку ее открывали, и безбилетников целый наш двор просачивался. А однажды нас с другом, двенадцатилетних, пропустили на «Ромео и Джульетту» Дзеффирелли. Фильм для взрослых, до 16 не пускают. Тетенька-контролер то ли зазевалась, то ли надоело ей отсеивать зрителей, но она на нас даже не взглянула. До начала сеанса отсиживались вот здесь, на втором этаже, потому что такое уже было на «Подсолнухах» — сначала пропустили, а потом выгнали. И все из-за тети Тани. Она была до того маленького роста, что ей в магазине сигареты для мужа продавали со скандалом. В «Подсолнухах» ее тоже притормозили. Она кричит в дверях контролеру: «Да вы глаза разуйте!». И глазами указывает на свой бюст. А он у нее не меньше, чем у Софи Лорен. Контролерша извинилась, а тетя Таня нас увидела и говорит: «У меня сын — им ровесник». Что было сущей правдой — и нас выгнали.

Как-то в командировке в Уфе я устроил корешам культурную программу. Билет на концерт камерной музыки стоил не дороже бутылки. Я купил пять билетов на всех. Билетерша объясняла про замечательную акустику. Не помню, как назывался концертный зал, но великолепием не поразил. Ребятам и акустика не понравилась. Они со мной долго не разговаривали. А на третий день Славка, самый умный и начитанный из нас, говорит: «Ты садист. Можно, конечно, не пить. Просто — не пить! Но к чему эти двухчасовые муки? Ты еще скажи, что тебе понравилось. Врешь, ты через сорок минут перестал мило улыбаться, а через час кивать башкой в такт, будто в Рахманинове знаешь каждую ноту».

Несколькими годами позже в Москве мы компанией поплелись на «Амаркорд». Идея Славкина, не моя, хотя подавляющее большинство предлагало пойти в зоопарк, раз уж все равно завязали. Киномеханики перепутали части — наверное, при склейке после цензурной вырезки. Сюжет накрылся. Да он там и не нужен, не надо ничего запоминать — щемящая, сладчайшая грусть по утраченному. Но утащили, не дав доглядеть, и на этот раз я не признался, что мне понравилось.

В ПОСЛЕДНИЙ раз посетил еще работающий «Октябрь», когда в нем давала сеанс заезжая экстрасенша. Вспоминается ее такая фраза: «Какая здесь тяжелая энергетика! Сейчас я тут почищу». Руками махала долго и интенсивно. Вскорости здание развалилось…

Когда наша редакция располагалась в гостинице, к нам примчался спасатель, рассказал, что работник кинотеатра косил траву и провалился. Предложил опустить нас в древние погреба. Мы спускались по веревке. Я впотьмах на дне нашарил гибкую блестящую тарелку, извлек ее на поверхность, долго хранил как драгоценный талисман. Потом пришел Сергей, краевед, и сказал, что на такой посуде в октябрьском буфете сыр подавали к пиву. И добавил: «Скоро все рухнет и «кина» больше не будет».