За «стеной плача»

В очередном (внеочередном) рассказе на тему благоустройства (не благоустройства) нет чего-то такого, о чем еще не писали. Протекающая крыша, столетние (в прямом смысле) сгнившие балки и стропила, не видевшие на своем веку ремонта; хождения жильцов во власть, бесполезные просьбы, звонки, обивание кабинетных порогов, — все это было и, увы, будет. На всех властных уровнях и этажах говорится давно, и уже не шепотом, что жилищный фонд стареет катастрофически, только успевай выклянчивать деньги под программы со стремительно меняющимися названиями.

Картина такая: вот государство, а вот выстроившиеся в длинную очередь клянчащие субъекты. Субъекты уже ничего не строят — не на что. Государство обращается к субъекту: «Зачем вам новое жилье, у вас смертность превышает рождаемость чуть ли не втрое. Подымайте рождаемость — получите грант, транш, карт-бланш, будете первые в очереди. Действовала программа «Аварийное жилье», она закончилась, заработала «Ветхое», на очереди «Разваливающееся», «Развалившееся» и так далее.

К объектам федерации отношение еще хуже. Вы не член ТСЖ? Так что ж вы хотите? Вы заявление подавали в скольких экземплярах? А копию снимали, регистрировали? Нет? И вы чего-то ждете?

Н е о б ы ч ность ситуации на Пушкинской набережной, 17А в следующем. На встречах с ржевскими ветеранами, восстанавливавшими город после освобождения, часто можно слышать: «На стенах развалин появлялись надписи «Мы возродим тебя, родной Ржев». И мы его возродили. Так вот, такая стена еще жива. И фразу можно с трудом различить. Хорошо читается лишь ее окончание: «… собственными руками». Трудно поверить, но за этой стеной живут люди.

Снос развалин кинотеатра «Октябрь», возвращение городу территории, отвоеванной у какого-то нувориша, строительство нового очага культуры, — об этом говорилось с победным ликованием и, наверное, стоило бы того, если бы не извечное чеховское «человека забыли». И не одного, а семью, молодую, симпатичную, с четырехгодовалым ребенком, бабушкой-инвалидом.

Когда-то в этом двухэтажном многоквартирном доме, принадлежащем банку, жили на обоих этажах. Дом построен до революции 1917-го. Может, и жили в нем графья-дворяне, неизвестно, но, говорят, после экспроприаций в здании располагалась не то типография, не то редакция.

После эволюционных девяностых семьи отсюда переселили, а это одинокое жилище отошло городу. Город, как водится, к приемышу относится, как к неродному. Мол, невыгодно вас ремонтировать, попробуйте-ка вы за свой счет, не графья, чай.

Багрово-кирпичная стена — символ послевоенного возрождения — сегодня выглядит беспомощно. Штабеля свай будущего очага культуры, сваленные недалеко от крылечка хижины, смотрятся тревожно-угрожающе. Если их станут заколачивать сваебойной техникой — хорошая проверка для столетних балок. Может, конечно, и не будет такой техники, но глава семьи Сергей говорит, что балка вряд ли выдержит и вес снега. Снег-то уж точно будет.