Барсиково исцеление

Елизавета Петровна принесла в дом Барсика восемь лет назад. Сняла с дерева, куда его загнали собаки и где он сидел напуганный, маленький,  взъерошенный и вздрагивал даже от воробьиного чириканья.
— Зачем ты его приволокла? — спросил муж.
— На счастье, — больше Елизавета Петровна ничего не стала объяснять супругу и налила коту молока.
На следующий день муж ехидно сообщил: «Там тебе счастье привалило, за трельяжем, ты уж прибери, а то смердит зело. Где он сам, спрашиваешь? Куда-нибудь канул. Да ты не переживай, пусть кому-нибудь другому повезет. Счастьем делиться надо».
Отыскался Барсик через неделю. Прижился. Разжирел. Ему прорубили дыру в подпол и кот быстро смекнул, для чего. Хозяин ворчал: «Если он постольку будет есть, то эту дыру придется расширять до таких размеров, что мы однажды в нее провалимся». Нельзя сказать, что Барсик ел жадно и быстро. Еду он поглощал медленно. Смаковал. Ел с каким-то нахальным превосходством, точь-в-точь, как тот окуджавский кот: «Каждый сам ему приносит и «спасибо» говорит».
Окраса Барсик был серо-зеленого. Елизавета Петровна каждую царапину мазала ему зеленкой. «Раствором брильянтовой зелени», — насмехался хозяин. Мяукал жутковато. Голосом напоминал простуженного грача. Хозяин пугался и злился одновременно, никак не мог привыкнуть: ронял еду от неожиданности, когда кот что-то клянчил, хрипя.
Так, однажды хозяин выронил из рук сосиску, смазанную горчицей. Кот немедленно проглотил ее, не нюхая и не жуя. Потом заметался по комнате.
— Что ты ему сделал, Калигула? — всполошилась жена.
— Он просто подавился, брильянтовый твой. Помажь ему зеленкой под хвостом, и все пройдет.
С тех пор Барсик ничего не просил у хозяина, к его неописуемой радости.
Летом кот выпрыгивал на улицу через форточку, тем же путем и возвращался. Как-то осенью, когда уже заклеили окна, а хозяин, как назло, закрыл на ночь только внутреннюю дверцу форточки, Барсик, возвращаясь с прогулки, впрыгнул на окно, ударился лбом о стекло и повалился между рам (к этой поре он особенно растолстел). Опускался медленно, будто тонул. И не издал ни звука, потому что знал: если вдохнуть, то стекла не выдержат. Проснулся хозяин, взглянул в окно: Барсик уже достиг дна, по пути выпачкав грязью оба стекла.
— Вот и сиди там до весны, — как-то убийственно спокойно проговорил хозяин и пошел спать.
Раму пришлось открыть. Елизавета Петровна впервые за восемь лет отшлепала кота так, что даже муж его пожалел, а утром украдкой налил в миску валерьянки: «На, сердечный, не горюй».
А однажды Барсик заболел. Он перестал есть. Зная его аппетит, можно было предположить, что недуг серьезнейший, да еще Елизавета Петровна сообщила, что у соседей от чумки сдохли собака и кошка. Через день она раздобыла рецепт: часть валерьянки, часть водки, две части воды: все это надо вливать коту внутрь два-три раза в день.
— Ты с ума сошла! — возмущался муж. — Это знахарство, мракобесие, средневековье! Ты погубишь животное. Попарь ему лапы. Поставь горчичники... банки там... Я не знаю... Водку-то зачем?
Но жену переубедить было невозможно, и хозяину пришлось согласиться стать ассистентом, тем более, что кот чах с каждым днем.
— Сколько капать-то?
— Там сказано, в зависимости от веса.
— О-о-о! Столько и мне не выпить. Ну что ты рукой машешь? Когда он ходит по комнате, половицы скрипят сильнее, чем под тобой.
Лекарство набирали в шприц и вливали Барсику в пасть. Он вырывался, крутил головой, орал. Но целых две недели его пичкали валерьянкой с водкой — и ведь выходили кота.
Он и сегодня жив. Ест пуще прежнего, прыгает в окно, в дырку в полу не пролезает. Но вот от запаха валерьянки с тех пор шарахается.
— Сочувствую, Барсик, — скажет порой хозяин, поднимая рюмку. — Но, может, оно и к лучшему. Ну — твое здоровье! •