Два барбоса и невероятный кросс

Наш взводный прапорщик Сергеев выстроил нас, 35 человек, и радостно сообщил: «Сегодня бежим кросс, 6 км в полном обмундировании. Бег развивает выносливость, вырабатывает волю, вентилирует легкие».
— Товарищ прапорщик, а вы побежите? — это рядовой Кучин по прозвищу Чуча, прохиндей и оторва, заводила и рубаха-парень.
— Я даю старт вот здесь и иду к караульному помещению. За это время вы пробегаете два круга по стадиону, это 800 м, круг по периметру военного городка, это 5 км — и направляетесь ко мне на финиш, где я вас, рядовой Кучин, буду ждать с особым нетерпением.
Июльская жара в Германии такая же противная, как и в средней полосе России, если вы бежите в полном обмундировании. Это когда штык-нож, подсумок с магазинами, противогаз, саперная лопата хлопают по заду, впиваются в бок; автомат хочется выбросить; каска прыгает на голове в такт шагам, а на спине — вещмешок, как тяжкий крест. В глазах пелена, воздух обжигает губы, горло, кишки. Правда, выторговали у взводного за лишний круг по стадиону не брать шинели.
 Метров через триста ко мне подбегает Сережа Игишев, наш любимец. Он был слаб, неуклюж, при беге у него нижняя губа отвисала до земли. Все его жалели, после второго километра у него забирали автомат.
— Шура, потрогай, какой у меня рюкзак тяжелый.
— Ничего себе, а где ты его взял?
— Да свой не нашел, схватил, какой подвернулся, думал, какая разница — кружка, ложка, котелок у всех одинаковые. А он такой тяжелый, зараза!
 Чуча рядом бежал, подслушал, запустил руку в «сидор» и заорал: «Взвод, кто хочет гречку? Сережа отпускает в неограниченном количестве». Мешок заметно похудел. Сережа встревожился. Чуча его успокаивал: «Кормилец, ты не дергайся и не скупись, тебе с мешком все равно не добежать, пропадете вдвоем в придорожной пыли. А с нецелым мешком прибежишь, тебя старшина вместе с ним и сожрет. Он этой гречкой фазанов кормит. Так что опустошай и заметай следы. Сам-то на, поешь — дорога дальняя, путь неблизкий.
 На первом километре все веселы, бегут кучно, а потом растягиваются вереницей и добираются до финиша кто как может. Вот Муланурыч, татарин из Уфы, наш пулеметчик. Чуча трижды в этом месяце занимал у него деньги. Однажды отдал. Чуча подбегает ко мне, он что-то придумал:
— Шура, у меня есть план… Муланурыч, дуй вперед, мы тебя нагоним. Наверстаем, говорю, отдай пулемет Шуре, все полегче будет.
  Знал я Чучины планы, ничего хорошего его затеи не сулили. Но он продолжал канючить: «Шура, слушай сюда. Кровь обессолена, организм обезвожен и требует срочных мер… Да ты дослушай, чего ты отмахиваешься… Не хочешь, не надо. В гробу я видал эту вентиляцию. И какая разница — сдохнуть с прокуренными легкими или пасть в этом пекле, как загнанный верблюд… Там, за поворотом, в колючке есть пролет, сигаем в него и бежим напрямик. Сэкономим километра четыре. И десять лет жизни. Отсидимся в кунге, а потом из-за поворота врубаем максимальную скорость. Спурт и бурный финиш. А-а?! Я знал, что согласишься, ты ж не глупый».
 На стене кунга Чуча нацарапал: «ДМБ-октябрь 78». И начал философствовать: «Ненавижу бег, самый тупой вид спорта. Ладно еще метров сто. На гражданке бегал только до автобуса. Ты заметил, во всех чемпионатах на длинные дистанции побеждают сплошь негры, ни одного европейца? Ну ладно, вроде пора…»

***
 На финише стоял взводный. Один. Стало быть, все наши были еще на маршруте. Чуча присвистнул: «Ленточка моя финишная…» Финишировать не хотелось. Хотелось развернуться и бежать на старт. Мы поздно поняли, что вышли из укрытия слишком рано, но делать было нечего, нужно идти (бежать) до конца. Чуча рванул, как ужаленный, пересек финишную черту и в «изнеможении» упал в траву. Я присел рядом:
— Чуча, можешь переправлять дембельский автограф на «декабрь-78».
— Что ж теперь будет?
— Не знаю, но взводный — мужик изобретательный.
 Прапорщик недоуменно смотрел то на нас, то на секундомер, поднес его к уху — тикает. Спросил: «А где Гаджи?!» Это наш чемпион Зубайругаджи Булатгаджиевич. Он замечателен тем, что всегда прибегает первым и единственный во взводе может выговорить свое имя и отчество. Чуча, тяжело дыша, прохрипел: «Да кто ж его знает, сошел, наверное. Жара-то какая…»
 Через несколько минут трасса запылила. Гаджи примчался весь в пене, как арабский скакун, но нашел силы изумиться:
— Когда это вы меня обогнали?
— Когда-когда, — передразнил раздраженный Чуча, — забыл, что ли, ахалтекинец?! Не фиг было на старте засиживаться, ибн. Где ты там плелся, откуда нам знать. Куда народ загнал, Моисей?
 Через несколько минут показался пелотон. Взвод растянулся метров на двести. «Шура, — сокрушался Чуча, — чего бы я только ни отдал, чтоб сейчас оказаться в хвосте рядом с Сережей.
Из пыли вырос Муланурыч и заскулил:
— Где вы были? Я вас ждал-ждал... Где мой пулемет?
— Тише, что ты орешь на всю ГСВГ! Сняли нас с Шурой с дистанции, дисквалифицировали.
— За что?
— За превышение скорости.
— А пулемет где?
— Загнали мы его. Рейхс- канцлеру. За десять марок — надо ж с тобой рассчитываться… Ладно, не падай, вон в канаве лежит.

***
 Дождались последнего Сережу Игишева, и взводный протрубил построение. Пришли к казарме. И тут прапор объявил:
— Двум рекордсменам выйти из строя! Вам предоставляется поощрительный забег: 15 почетных кругов по стадиону. Будете бегать до тех пор, пока не улучшите или хотя бы не повторите свое же мировое достижение».
— Товарищ, прапорщик, — попытался разъяснить Чуча, — сбились с курса, марево такое, пелена глаза застит…
— Будет вам и марево, и миражи, и оазисы с пальмами, и корабли пустыни… Сачки! Бегом, марш! Время пошло… Валиев (это пулеметчик Муланурыч), будешь зрителем и арбитром одновременно. Смотри, будь объективен, на подкупы не поддавайся, не то присоединишься к ним!
  Прапорщик усадил Муланырыча на трибуну стадиона, вручил ему секундомер, забрал из подсумка пулеметные магазины и ушел. На втором круге Чуча спросил у меня:
— Как ты думаешь, где сейчас взводный?
— Звонит в олимпийский комитет о нашем рекорде… А у тебя есть план?
 Муланурыч с пулеметом и секундомером сидел на трибуне и напоминал: «Седьмой круг».
— Какой седьмой?! Девятый уже… Шура, он нам мстит за монгольское иго… Тамерлан, выключи секундомер на пару кругов или пристрели.
 Но Муланурыч соблюдал инструкции и был непреклонен.
На восьмом круге появился взводный. Я был убежден, что он откуда-нибудь наблюдал за нами и считал. И на его вопрос, сколько мы пробежали, вдруг выпалил: «Четыре!» Ответ ему понравился, он расплылся и скомандовал: «Шагом марш в казарму, барбосы…»
 Войдя в расположение роты, Чуча воскликнул, как тот первый марафонец: «Радуйтесь, мы победили!» И рухнул на койку. •