Уходят в последнюю осень поэты
- Автор Александр Назаров
Она не испытала такой громкой славы, как Евтушенко, Вознесенский или Рождественский. Помните эпизод из «Иронии судьбы», когда герой Ю. Яковлева спрашивает героиню Б. Брыльской, спевшей голосом Пугачевой «По улице моей»: «Чьи это стихи?» И Брыльска голосом Талызиной ответила: «Ахмадулиной».
В «Бесприданнице» ни Кнуров, ни Паратов не спросили, на чьи стихи спела Лариса «А напоследок я скажу». В «Служебном романе» звучит стихотворение «О, мой застенчивый герой». Так Эльдар Рязанов популяризировал любимую поэтессу и телезрителей заодно чуть просветил, за что огромное спасибо ему и композиторам Таривердиеву с Петровым.
Но это было в далеких 70-х — 80-х, когда схлынула популярность эстрадной поэзии, и не то что стадион, даже скромный зал в политехническом любому поэту собрать было уже не под силу, как в 60-х. Сборнички редко, но появлялись на книжных прилавках, их раскупали. Читали не все, но иметь считалось престижным.
Мало кто знает, что Ия Савина, озвучивая Пятачка, пародировала Ахмадулину, ее интонацию и мелодику. Белла себя узнала в мультике, по телефону посмеялись над свиньей, которую Савина подложила.
Часто вслед за Пушкиным поэты себя успокаивают: «Слава — лишь яркая заплата на ветхом рубище певца», но каждый хочет иметь рубище сплошь из заплат.
Ахмадулина дружила с вдовой Мандельштама и сестрой Цветаевой. Когда впервые посетила дом в Елабуге, где повесилась Марина, почему-то именно Белле хозяйка протянула крошечную записную книжечку Цветаевой. А ведь паломники в эту роковую избу ломились со всей страны. Старушка рассказала Белле историю реликвии. Дед, которого ко времени приезда Ахмадулиной уже не было в живых, перед смертью признался жене, что залез в карман фартука Марины, когда снимал тело с веревки. Вытащил книжечку, она была чиста, Марина Ивановна уже давно ничего не сочиняла. Всю жизнь боялся признаться в краже. Но не сжег, не выбросил…
Ахмадулина несколько раз встречалась с Пастернаком. Немела и терялась от обожания. По этой же причине, подвозя до дому Анну Ахматову в своем автомобиле, чуть не угробила небожительницу.
На домашней видеозаписи у Окуджавы, когда Булат и Сергей Никитин исполняют «Надежды маленький оркестрик», Белла говорит с гордостью: «Это мне посвящено!» У Булата есть «Считалочка для Беллы».
Я сидел в апрельском сквере,
Предо мной был Божий храм.
Но не думал я о вере,
А глядел на разных дам.
В 80-х по радио случайно услышал ее отзыв о только что напечатанном новом рассказе Фазиля Искандера. «Я вас умоляю, — обращалась она к слушателем, — прочтите это произведение!» Как было не прочесть? В другой раз, рассказывая о только что вышедшем диске Окуджавы, она, заикаясь, заклинала: «Умоляю, купите эту пластинку!» Как не купить?
Ее предисловие к альбому Высоцкого «Алиса в стране чудес» читается как пролог, как объяснение в нежной любви и объяснение чуда.
У моей жены есть пластинки, где Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Маршак читают стихи. Пластинка Ахмадулиной маленькая, на одной стороне — «Сказка о дожде». Я ее заслушал до дыр, до заикания. Поэму запомнил со слуха, чего не случалось со стихами других авторов. Другую поэму «Моя родословная» выучил уже из сборника, и сегодня из нее не помню почти ничего. «Сказка» до сих пор звучит надсадным плачем: «Скупые, тайн не знающие руки, зачем вы окунули в кровь дождя?»
О ее мужьях, любовниках, детях от разных браков написано не меньше, чем о творчестве. Самое деликатное из эссе Дмитрия Быкова.
«… Подлили масла в огонь два ее пишущих мужа — покойный Нагибин и здравствующий, дай Бог ему здоровья, Евтушенко. Нагибин успел перед смертью сдать в печать свой дневник, где вывел Беллу Ахатовну под неслучайным псевдонимом Гелла, и мы узнали о перипетиях их бурного романа. В свою очередь Евтушенко поведал о первом браке Б.А. — браке с собою — и о том, как эта во всех отношениях утонченная красавица энергично морила клопов. И хотя в дневнике Нагибина полно жутких, запредельно откровенных подробностей, а в романе Евтушенко «Не умирай прежде смерти» — масса восторженных эпитетов и сплошное прокламированное преклонение, разница в масштабах личностей и дарований дает себя знать: пьяная, полубезумная, поневоле порочная Гелла у Нагибина — неотразимо привлекательна, даже когда невыносима, а эфирная Белла у Евтушенко слащава и пошла до полной неузнаваемости. Любовь, даже оскорбленная, даже переродившаяся в ненависть, все же дает сто очков вперед самому искреннему самолюбованию…»
Бродский считал Беллу Ахмадулину «несомненной наследницей Лермонтовско-Пастернаковской линии в русской поэзии», поэтом, чей «стих размышляет, медитирует, отклоняется от темы; синтаксис — вязкий и гипнотический — в значительной мере продукт ее подлинного голоса».
Вся Грузия обсуждала, как однажды через банкетный стол она швырнула туфлю в лицо поэту, предложившему выпить за Сталина. Вся Москва восхищалась, когда Белла в зале дома литераторов поцеловала руку Солженицыну. Когда Сахарова выслали из Москвы, за него вступились только две женщины: Лидия Чуковская и Белла Ахмадулина.
В 1959-м Белла Ахмадулина была исключена из института за отказ участвовать в травле Б. Пастернака, но затем восстановлена. В 1960-м окончила институт с отличной оценкой дипломной работы.
В последнем своем интервью она рассказывает об эпизоде, когда два студента пришли к Пастернаку известить его о том, что их всех заставляют подписать письмо, обличающее опального поэта. Пастернак разрешил, и они, радостные, облегченные, выбежали из переделкинской калитки.
Набоков, который ни в грош не ставил литературу советского периода, заинтересовался только Ахмадулиной. Среди прозаиков, кажется, только Сашей Соколовым. Белла посвятила эссе Набокову, описала встречу с ним в Швейцарии.
«Она говорила стихами и пела стихами. Точно, как птица. Из ее горла лилась стихотворная речь. Простую фразу: “Миша, посиди со мной” я воспринимал из ее уст, как стихи. Она — совершенно поэтичная женщина. И великий подвиг ее мужа Бориса Мессерера, который опекал и поддерживал ее. Как и в случае с Андреем Вознесенским и Зоей Богуславской — на первый план выходят люди, которые рядом…»
Это Михаил Жванецкий. Давно ли он рассказывал, как Белла хохотала на своеобразном капустнике, когда Высоцкий и Жванецкий «соревновались». Один пел, другой читал миниатюры. Много бы я отдал, чтобы найти эту запись.
Ахмадулина тогда сказала: «И все-таки — Володя». Спустя годы Жванецкий скажет: «Как я благодарен Белле за это «и все-таки…»
Немногие сегодня считают поэзию чем-то необходимым и неотъемлемым, немногие читают стихи.
Белла Ахатовна Ахмадулина завещала: «Меньшинство, как драгоценное собрание избранников, все же значительнее, сумма его рассудков и душ весомее, ценнее, потому что от толпы, гурьбы, сборища чего-то талантливого ожидать трудно — она не плодотворна. Вместе с тем меньшинство — это лучшая часть толпы». Сказала на выдохе — и растворилась.
Теперь она будет жить в стихах, которые осиротели.
Теперь она будет жить в стихах, которые осиротели.
Не плачьте обо мне — я проживу
Счастливой нищей, доброй каторжанкой,
Озябшею на севере южанкой,
Чахоточной да злой петербуржанкой
На малярийном юге проживу...
Не плачьте обо мне — я проживу
Сестры помилосердней милосердной,
В военной бесшабашности предсмертной,
Да под звездой моею и пресветлой
Уж как-нибудь, а все ж я проживу!
