П. Фефилову – восемьдесят

Пока юбиляр снует по выставочному залу в последних приготовлениях, в хлопотах и суете, а гости рассматривают еще не открывшуюся выставку в его честь, брожу среди картин под «Запах женщины» Астора Пьяццоллы в исполнении трио «Ретро». Дамы присутствуют и господа, седовласые и седобородые. Как хорошо чувствуешь себя среди них, потому что уже только они называют тебя молодым человеком. Отвлекаешься от календарных, февральских, пушкинско-дуэльных мыслей.

Дуэли у нас отменила, кажется, Екатерина Великая. Но и через двести лет после указа лучшие люди России (и не лучшие) дрались с мерзавцами (и с другими лучшими людьми), методично истребляя друг друга. Внук Екатерины сразу после дуэли повелел Пушкина, Дантеса и Данзаса повесить. Царь формально соблюдал букву закона, хотя на самом деле Николай I знал, что никого не повесят. Так у нас спокон века соблюдаются законы. Всеми, включая первого лица государства…

Павел Александрович в своем выступлении высказал нечто отдаленно похожее. Эпоха Возрождения. Встречаются Микеланджело и Рафаэль. Будущему автору «Сикстинской мадонны» мэтр говорит: «Юноша, хорошо бы вам все же научиться рисовать». Минуло триста лет. Жан Огюст Доминик Энгр «наезжает» на Эжена Делакруа, автора «Свободы на баррикадах» (на ней Жорж Санд топлесс). Художники поссорились на сорок лет. Век спустя молодой Врубель говорит пожилому Репину: «Илья Ефимович, а вы ведь не умеете рисовать».

«Проходит еще сто лет, — продолжает параллели о себе Пал Саныч, — в Ржеве появляется искусствовед Фефилов, пишет статьи. Это необычно, потому что до этого публикации были только хвалебные и не содержали никакого анализа». Понятно, кто бык, кто Юпитер? Заключил юбиляр выступление цитатой из баснописца Крылова: «Таланты истинны на критику не злятся, она не может повредить их красоте, одни бумажные цветы воды боятся».

Все ржевские художники, о ком писал Пал Саныч, передрались бы между собой, кому первому стреляться с неистовым Фефиловым, и прихватили бы на поединок не лепажевы стволы, а пулемет-гранотомет. Так что спасибо Екатерине Великой.

В начале юбиляр был непривычно тих, растроган, благостен. Его искренне поздравляли, он искренне благодарил. Тут же вспомнилось, как поэту-пародисту А.Иванову Фазиль Искандер посвятил с любовью: «Благодушен в скорби он, как весенний скорпион».

В приветственной речи руководитель ВЗ И. Аввакумова сказала, что Павел Александрович ворвался в творческую жизнь Ржева. Если быть точным, он не ворвался, а вломился. Как говорил Маршак об Алексее Толстом: «Алеша, ты в детской литературе, как слон в посудной лавке».

Поздравляли ржевские художники; от имени тверских — В Столяров; приехали друзья из далекой Якутии. Перед открытием В. Столяров отчитывал Пал Саныча, как мальчишку: «Паш, когда ты мудрости наберешься?» Должно быть, за газетные публикации.

Пал Саныч, не сдавайся! Владимир Владимирович (не Путин, а Маяковский) завещал: «Пусть серебро годов вызванивает уймою — надеюсь, верую, вовеки не придет ко мне позорное благоразумие».

О «серебре годов». Павел Александрович появился у нас в редакции лет семь назад. Значит, ему уже было за семьдесят. Но кто б мог подумать?! Входил моложавый господин с каким-нибудь «крутым» журналом в руках, проходил к Андрею. Если не заставал, просил передать журнал и уходил.

Однажды он спросил, кто написал статью о какой-то выставке. Там было примерно такое мое высказывание.

«Картина становится мебелью, обстановкой, частью интерьера, она назойливо напоминает о себе, замыливает глаз. Висит годами, давным давно утратив первозданность, свежесть, премьерность восприятия. Все равно что выучил наизусть поэтический шедевр, он тебе надоел до тошноты, а попробуй забудь. Или вот еще что напоминает: сын соседа шестую неделю за стенкой пилит каприз Паганини, за другой стенкой другой сосед второй месяц заводит того же Николу в исполнении Ойстраха. Не на много невыносимей.

Но все же стихи и музыку не протирают от пыли. А картина материлизовалась и молчит. Художник написал, простился с ней, отделался, руки умыл, повесил на стену, как распял, а ты расхлебывай». Тогда-то мы и познакомились.

В начале своей трудовой деятельности я работал с фронтовиками, которые еще не пошли на пенсию. Как-то принято было обращаться к ним на ты — Михалыч, Иваныч. На ты я и с Пал Санычем. Считал, что мы почти ровесники. Кто мог подумать, что ему семь лет назад было за семьдесят, а сидящий в машине тележурналист Вадим Фефилов — его сын.

Когда я вошел в выставочный зал, В. Столяров и юбиляр перевешивали ранее расположенную в центральном зале картину «Тюльпаны» на другое, не центральное, место. Вячеслав Петрович посоветовал автору переименовать холст в якобы напрашивающееся «Памяти павших под Ржевом». Что называется вольный перевод, пока не авторизованный.

Уже давно подмечено, что не только читатель и зритель, но и сам автор не узнает своего произведения (роман, кинокартину, живописное полотно), если прочтет отзыв критика о ней. Более того, убери название работы и покажи статью самому критику, он не вспомнит, о чем недавно яростно спорил.

«Тюльпаны» — такая прелесть: сырая, яростная, пламенеющая свежесть. А мэтр видит в ней символ. Да ради бога — высказался, похвалил, поругал, дай другому.

Как бы то ни было, П. Фефилов оказал огромную роль в популяризации изобразительного жанра в Ржеве, привил простому обывателю элементарный вкус, способствовал приливу зрителя в выставочный зал. Друг с другом он никого не перессорил, не натравил. Весь огонь — на себя. Как Прометей. Но таков уж удел жертвователя. Свет принес — тебе печень клюют.

У художника, на которого Пал Саныч «наехал», однажды спросил под горячую руку и злой язык: «Ты считаешь, что он не талантлив и ничего не понимает в живописи?»

¬— Я так не говорил, не в этом дело…

Да в этом! Как говорил наш с Пал Санычем любимый Галич: «Ля-диез – это тоже, в сущности, си-бемоль».

«К Павлу Александровичу придет мудрость, у человека должно кончиться детство после 80 лет», — успокаивал собравшихся В. Столяров. А вот и нет. У Пал Саныча все только начинается.