200 лет Сухово-Кобылину

Имеет ли русский драматург-классик, чье двухсотлетие отметила российская культурная общественность, какое-нибудь отношение к Ржеву? Если очень захотеть, можно найти. Попробуем. На Александре Васильевиче мужская линия древнего рода Сухово-Кобылиных заканчивается. А начало ведет к боярину Андрею Кобыле, современнику и соратнику Ивана Калиты и Симеона Гордого, князей московских. Летописец сказывает: надумал Симеон Гордый жениться в третий раз (это 14-й век). Дело житейское. Выбор пал на дочь великого князя Александра Михайловича Тверского (уже ближе к Ржеву). Сам Симеон в Тверь не поехал. На то он и гордый. Заслал сватов. Один из них, Андрей Кобыла, княжну Марью и доставил.
Есть версия, что никакой он не Кобыла — просто писарь напутал. Якобы потомок прусского короля Камбила перешел на сторону Александра Невского, принял православие, и, когда крестился, его по ошибке записали Кобылой.  И сына заодно, и внуков. Так и пошло. Были Камбилой, стали Кобылой, а дети — никакой писарь так не ошибется: Семен Жеребец, Александр Елка, Федор Кошка (родоначальник рода Романовых).
Но ближе к Ржеву. Некоторые исследователи (фамилия одного из них Конев) говорят, что Андрей Кобыла происходил из московского рода, а на свет появился в Новгороде. И еще костромичи на землячество претендуют, несмотря на то, что в синодиках (или как их там) встречается Василий Федорович Кобылка Ржевский. И даже две (два) Кобылки, и обе (оба) Ржевские. Наверняка потомки того боярина. Еще один факт в пользу Ржева: делом Сухово-Кобылина (о нем чуть позже) занимался Арсений Андреевич Закревский, министр МВД образца 19 века, а его братец Иван Андреевич 10 лет служил городничим в нашем городе. И если вспомнить, что в главной роли в комедии «Свадьба Кречинского» на ржевской сцене блистал И. Ладыгин,  смело можно сказать: Александр Васильевич Сухово-Кобылин наш человек.
Классик русской драматургии, которого ставят в один ряд с А. Грибоедовым и А. Островским, не собирался связывать свою жизнь с литературой. Свою первую пьесу, «Свадьба Кречинского», написал в КПЗ образца 19 века. Александр Васильевич с блеском окончил московский университет, в Берлине изучал философию, много путешествовал. С женщиной, которая стала роковой в его судьбе, познакомился в Париже. Она приехала в Россию по его приглашению, а через семь лет ее зверски убили. Об этом деле по сей день судачат. А тогда…
Лев Толстой в письме к своей тетке передавал столичные новости, сплетничал: «Некто Кобылин содержал юную госпожу Симон, которой дал в услужение двух мужчин и одну горничную. Этот Кобылин был раньше в связи с госпожой Нарышкиной, рожденной Кнорринг, женщиной из лучшего московского общества и очень на виду. Кобылин продолжал с ней переписываться, несмотря на связь с госпожой Симон. И вот в одно прекрасное утро госпожу Симон находят убитой, верные улики показывают, что убийцы — ее собственные люди. Это куда ни шло, но при аресте Кобылина полиция нашла письма Нарышкиной с упреками, что он ее бросил, и с угрозами по адресу госпожи Симон. Таким образом, и с другими возбуждающими подозрение причинами, предполагают, что убийцы были направлены Нарышкиной». Ничуть не растроган и не расстроен «матерый человечище», ни тени сочувствия к убиенной — «в одно прекрасное утро», «куда ни шло». Как будто чувствовал знаток человеческих душ, что Сухово-Кобылин обругает толстовскую пьесу «Власть тьмы». Но ведь до ее написания еще лет десять! Гениальная интуиция.
Заметим, Лев Николаевич не называет Кобылина автором пьес — они тоже еще не написаны. Интуиция гения! Как раз в это время Александр Васильевич, лежа на нарах, пишет первую часть трилогии, «Свадьбу Кречинского». Упомянутую Нарышкину следователи допросят и отпустят. Она уедет в Париж, родит от Сухово-Кобылина девочку, назовет Луизой, даст ей вымышленную фамилию Вебер, сойдется с Александром Дюма-младшим, тоже кого-то родит…
Дело Сухово-Кобылина — «висяк» образца 19 века. Криминалисты того времени не могли определить, чья кровь, человечья или от курицы, которую повар зарезал накануне. Современники роются в архивах, исследуют, хохмят. Вот наткнулись на «Дело генеральши Шмурло о согбении двух пальцев со внедрением между ними третьего и присовокуплении слов «Накося, выкуси»…
Сухово-Кобылина отпустили. Он потерял двух женщин. Которая из них была роковой — какая разница. В убийстве Луизы Симон его будут подозревать целых семь лет — столько продлится следствие. А потом оправдают всех. В том числе слуг, которые сначала сознались, а потом отреклись, скорее всего, потому, что следователи добивались взятки от А. Сухово-Кобылина и заставляли оговорить хозяина. Александр Васильевич будет мстить, создавая пьесы, одна беспощаднее другой. Мстить всем —  властям, чиновничеству, себе самому.
Казалось, судьба постановок была ему безразлична. Ноябрь 1855-го. Премьера «Свадьбы Кречинского». Сухово-Кобылин записывает в дневнике, приоткрывая дверь творческой кухни: «Мой весь расчет был основан на втором акте — по-моему, если второй акт не вызвал успеха у публики, пиеса не имела шансов на блистательный успех». Все же автор лукавит, когда говорит, что ему успех до лампочки. Он переживает: «Вокруг меня стало смутно, холод, чувство отчаяния — и ни одного взгляда, ни одной руки». И когда дождался («публика разразилась страшным, могучим залпом хохота»), когда понял, что «Свадьба» обречена на успех — надел шубу, шляпу и покинул зал. «Я ускользнул из ложи, как человек, сделавший хороший выстрел».
Много позже он еще дважды выстрелит, но публика уже не поймет, в кого. И критика о пьесах «Дело» и «Смерть Тарелкина» отзовется с сочувственным недоумением: «Нет в истории русского театра и литературы вящей трагедии, чем судьба этих двух уничтоженных измором пьес, которые были написаны для дедов, а смотреть их приходится внукам». Его пригласили в Россию, присвоили звания академика русской словесности, многие ахали: «Он еще жив?!»
Сухово-Кобылин пережил пятерых государей. Обращаясь к НиколаюI, умолял снять позор, «легкомысленно нанесенный в лице моем моему честному роду, которого я остаюсь ныне последний представитель». Александру III писал прошение об усыновлении Луизы Вебер, дочери его и Нарышкиной. Разрешение получил и уехал к ней во Францию доживать.
Умер Александр Васильевич в 1903 году под Ниццей, в городке Болье, похоронен там же. На похороны пришли человек десять. В России помянули человек шесть. В 1980-е годы могила ликвидирована, останки перенесены в нишу колумбария и могли бы затеряться. Место захоронения отыскала Т. Виноградова, профессор кафедры ЮНЕСКО, связалась с новгородским губернатором В. Шанцевым. В 2009 году на месте захоронения в Болье появилась мраморная мемориальная плита.