"Татры" грязи не боятся

Есенин лихо отбрил куплетистов «с кроткими мордищами», любителей «песенных блох». Они ведь и у Лермонтова в «Демоне» отыскали изъян: «И Терек, прыгая, как львица / С косматой гривой на хребте, / Ревел».
«У львицы, — ржут «мордищи», — нет гривы. Грива — у льва, и то не на хребте». Даже Евтушенко на эту львицу купился и цитировал ее в одной из своих бесчисленных статей о поэзии.
Евгений Александрович хвастал, что Пастернак в разговоре с ним, начинающим поэтом, строго-настрого запретил упоминать в стихах о собственной смерти. Евтушенко этот разговор где-то зарифмовал. Лучше бы уточнил у мэтра насчет лермонтовского Терека. И Борис Леонидович со вздохом бы ему простонал. Мол, повторяю для идиотов: грива — у Терека. Он прыгает и ревет, как львица. И хребет — тоже у Терека. Львица к хребту и, тем паче, гриве, не имеет никакого отношения… Не зря же в «Детстве Люверс» Пастернак после этой злосчастной львицы поставил запятую. И все встало на места:
И Терек, прыгая, как львица,
С косматой гривой
                                на хребте,
Ревел.
Помнится, с милейшей Татьяной Николаевной Горской мы сидели в кафе возле тверского областного архива. В обеденный перерыв мы обсуждали есенинскую строчку:
И зверье, как братьев
              наших меньших,
Никогда не бил по голове.
И пришли к единодушному мнению: даже в пьяном угаре Сергей Александрович не мог зверье назвать нашими меньшими братьями. Рассуждали следующим образом (поэзия, правда, пропадает, если алгеброй — да по гармонии, но все же, все же, все же…)  Итак: зверье никогда не бил по голове. И братьев наших меньших никогда не бил по голове. То есть, зверье не обижал, как и младших наших (подчеркиваем: наших — не звериных!) братьев. И кто кому брат?
Если долго слушать пластинки со стихами Пастернака (и записи Бродского, кстати), то голос Бориса Леонидовича будет слышаться за каждой его печатной строчкой, стоит только распахнуть сборник. Голос зазвучит даже в такой абсолютно не поэтической строфе из «Вакханалии» (1957 год):
«Зимы», «Зисы»
                   и «Татры»,
Сдвинув полосы фар,
Подъезжают к театру
И слепят тротуар.
Пастернака Ахматова называла ласково Борисик. В 1936 году она после долгого молчания написала дивное стихотворение «Борис Пастернак». Борис Леонидович прочел его в черновике. До публикации. И Борисик попросил Анну Андреевну заменить одно слово. Ахматова заменила. Было: «Чтоб не спугнуть лягушки чуткий сон». Стало: «Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон». «Это удивительное дело — поэты!» — восхитился Зиновий Гердт, которого ласково называли Зяма.
Владислав Листьев приглашал Гердта к себе на передачу (не в «Поле чудес) и упомянул о пародии, которую артист сочинил на Пастернака. Зиновий Ефимович уточнил, что пародировал только любимых поэтов. Прочел из пастернаковских «Дроздов»:
Таков притон дроздов
                         тенистый,
Они в неубранном бору
Живут, как жить
              должны артисты.
Я тоже с них пример беру.
Гердт спросил Листьева: «Вы никогда не видели Пастернака?» И, видимо, сообразив, что журналист слишком молод, запнулся и закончил, заикаясь: «Жи-жи-живого поэта?» И Зяма прочел замечательную пародию на Бориса Леонидовича, поразительно точно сымитировав интонации, голос, мимику, жесты.
В полях утопших,
                    левитанных,
Набрякших дрязгами
                              дроздов,
Живу я вне анкетных
                              данных,
Пространств, времен
                      и возрастов.
Безотлагательно, всечасно
Ищу, пускай и вплавь,
                                и вброд,
Ищу один деепричастный,
На рифму годный оборот.

Намокший, вымокший,
                         набрякший,
Подсохший малость —
                                и опять,
От Кинешмы
                   до Кандалакши
Таскать их не перетаскать.
Освобожденный изначала
От эпидемий и простуд,
Живу, как жить дроздам
                                пристало,
С меня они пример берут.
Поверим алгеброй гармонию — черт с ней, с поэзией. Рассмотрим пространную, подробную, со скрупулезными деталями «Вакханалию» с пресловутыми «Татрами», «Зимами», «Зилами». Но прежде — еще четыре строчки из его же стихотворения, написанного сорока годами раньше:
Ты спросишь, кто велит,
Чтоб август был велик?...
— Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви…
Детали к легковым машинам ЗиЛ, как и сами машины, изготовлялись на заводе имени Лихачева (до 1956 г. — завод имени Сталина, то есть ЗиС). Предприятие, выпускающее ЗиМы, называлось до 1957-го заводом имени Молотова (знаменитый ГАЗ). Может возникнуть вопрос, как сюда затесалось чешская компания «Tatra», выпускающая грузовики и тяжелую военную технику? Что делали «Татры» у театра, где шла «Мария Стюарт»? Не для рифмы же и аллитерации бог деталей Борис Леонидович приплел сюда «Татры». Нет, Пастернак был не только пространен, но и точен. Чешская компания, кроме грузовых машин, выпускала автомобили класса «люкс» вплоть до 1989 года.
Можно зарифмовать Татры — танки. Потом переиграть строчку: «Состав земли не знает грязи» — и готов слоган: «Татры» грязи не боятся».•