И у малых форм большие проблемы

Впечатляет перечень городов, где прошли персональные выставки Феликса Азаматова. В рекламе турбюро список предложений беднее. К столицам европейских стран (Парижу, Берлину, Софии, Будапешту, Хельсинки) примкнул немецкий Карлсруэ, финский Тампере, африканский Дар-эс-Салам. На этом фоне Москва, Тбилиси, Калининград и Тверь выглядят бледнее и провинциальнее.

У входа в музей висит афиша. Фоторепродукция одной из работ на ней что-то остро напомнила. Где-то совсем недавно встречалось очень похожее. В небольшом выставочном помещении керамические и несколько деревянных скульптур расположились по периметру. Мастер потом посоветует: поскольку скульптура — трехмерное искусство, желательно осматривать экспонат со всех сторон. Трудно не согласиться, даже если вы не искусствовед — фигуры-то преимущественно женские да к тому же обнаженные.

И вспомнилось, кого эти фигуры напоминают — скульптуры Николая Силиса! Фотоальбом его работ, подаренный моей родственнице друзьями художника, разглядывал этим летом. Как к ней попал уникальный фолиант, не помню, но музыка, пластика, плавность и певучесть линий — все всплыло в памяти, когда рассматривал работы Ф. Азаматова.

Феликс Азимович сам вызвался экскурсоводом, пояснял, комментировал с удовольствием отвечал на вопросы.

— Почему эта скульптура называется «Начало»? Имеется в виду начало жизни?

— Нет — начало любви, дружбы, знакомства, тут много начал, можно воспринимать в зависимости от своих ощущений.Мир нам дается в ощущениях. Классик сказал — и трудно ему возразить. И не будем. На столе разложены фотографии: мастер запечатлен вместе с путешественником Ф. Конюховым, киноактером А. Баталовым. Вот снимок под пальмами.

— Это Африка?

— Да, Танзания, я там несколько месяцев налаживал производство керамики, ездил от ООН в 2000 году.

Феликса Азаматова представили как «автора знаменитого тверского памятника жертвам репрессий». Было сказано, что выставка современной скульптуры в ржевском музее открывается впервые. Далее говорил художник — много, интересно, откровенно.
Родился в Душанбе, окончил Суворовское училище, военную академию в Киеве. В Твери оказался случайно, скульптором стал тоже волей случая. Но сначала — и тоже случайно —  случился Тбилиси, хотя мог быть какой-нибудь заштатный Альтес-лагерь в Германии, куда выпускника киевской военной академии направляли по ее окончании. Однако майор Азаматов от должности отказался, за что его выгнали из партии и направили в Грузию в третьеразрядный округ, и он должен быть благодарен судьбе, что не родился двадцатью годами раньше. Иначе сослали бы на Соловки или в Магадан, а не в солнечную Грузию. Строптивого выпускника академии не разжаловали, присвоили очередное звание. Прочитав рекомендательное сопроводительное письмо, назначили главным художником Закавказского военного округа.
Первое звено в цепи случайностей. Договорился встретиться с девушкой в киевском сквере возле ее университета. Девушка все не шла. Смеркалось. Курсант военной академии предложил детям, играющим в песочнице, сотрудничество. Детвора таскала влажный после дождя песок, а покинутый влюбленный в творческом экстазе вдохновенно лепил русалок и кого-то еще. Вылепил, помыл руки и ушел.
Но девушка не умыла руки, ее просто задержали накануне сессии, и возлюбленные договорились о встрече на том же месте, в тот же час. На следующий день зашел во двор, посмотреть, что осталось от фигур — и поразился: квадрат песочницы окружили плетеной веревкой, и на каждой стороне висела табличка: «Не трогать, это для детей».

Тогда и понял курсант Азаматов, что скульптура кому-то нужна. Его скульптура.

«Начал заниматься, — вспоминает Феликс Азимович, — ходил по киевским мастерским, покупал книги. Помню случай: напросился к женщине-скульптору посмотреть, как создается скульптура. Сижу, смотрю, какие стеки у нее (вероятно, название какого-то инструмента — А. Н.). Она меня спрашивает: «Вы — студент?» Я, говорю, нет, я — военный, старший лейтенант.

— А зачем вам скульптура, вы же имеете хороший кусок хлеба?

Потом скульпторша сказала фразу, которую Ф. Азаматов помнит по сей день, но никогда не скажет ученикам. Дама произнесла, как приговор: «Вы засоряете искусство».

Закончи Феликс Азаматов хотя бы какой-нибудь художественный ликбез, имей бумагу с печатью и строкой, где прописано, что он художник — скольких неприятностей избежал бы. В Киеве долго не разрешали уже готовый памятник Ленину, который заказал начальник академии, генерал-лейтенант. Воспротивился главный художник Киева — нельзя любителям лепить вождя. Уладили. Там же, на Украине, изваял еще одну двухметровую голову Ильича на постаменте, а также памятники Ватутину и Фрунзе.

В союз художников СССР Ф. Азаматова не приняли, потому что ничего художественного он не заканчивал, хотя уже прошли три всесоюзные выставки и одиннадцать республиканских. Лишь в Грузии художника обласкали, приняли и поняли без всяких корочек.

«Там, в Тбилиси, у меня была народная студия, человек тридцать великолепных ребят, —  вспоминает мастер (слово «художник» раньше не употреблялось, человека, умеющего ковать, паять, лить, варить, лепить, точить называли мастером). — А когда начались события 1993 года, я бежал оттуда, потому что жить стало невозможно. Жена у меня русская, сын окончил школу, его забирали в армию, начиналась война с Абхазией. Повестки присылали всем, независимо от национальности, молодых набирали на пушечное мясо. Окольными путями пробрались на аэродром. Грузинские художники везли меня и семью по тем дорогам, где не было гаишников, потому что они высаживали молодежь, не выпускали из Грузии. Разрешение на отправку самолетом у меня было от командующего. Прилетели в Тверь. Ни одежды, ни жилья. Кое-какую квартиру удалось снять». Тверь подвернулась случайно, могли быть Курск или Челябинск.

Очередную выставку устроил после десятилетнего перерыва и поиска новых форм. Посыпались приглашения, предложили зал на 300 квадратных метров, купили работ больше, чем у остальных выставляющихся вместе взятых. «Это притом, что Москва избалована, — поясняет мастер, — из министерства культуры интересовались. А. Авдеев (он тогда был послом в Болгарии) посоветовал, чтобы в другие страны послали мои буклеты. Пришло приглашение из 12 государств. Начались поездки за границу, которые мне не светили в СССР как человеку, не окончившему художественное училище».

Памятник в Твери Ф. Азаматов подарил городу, его работы приобрел музей современного искусства в Чикаго, музей в Африке. Портреты, оцененные выставкомом, стоят баснословных денег, а он дарит работы спонсорам и поклонницам, радуясь, что президент Танзании и глава швейцарской авиакомпании, очарованные его произведениями, разрешают бесплатно провезти запрещенное для вывоза дерево.

И этот человек живет в коммуналке. Я — оптимист, говорит. Но прорывается иногда: «Должна же быть справедливость»… На хрестоматийный вопрос, художник должен быть богатым или бедным, известный сатирик отвечал как-то так: «Он должен побыть бедным, потом разбогатеть и забросить искусство к чертовой матери». В штабе Ф. Азаматова сказали: «Художник должен думать не о деньгах». Потом добавили: «Но кушать он тоже должен».

Сто лет назад в той же Грузии.
Красотка Маргарита
 в траве густой лежит,
 а грудь ее открыта —
 там родинка дрожит.

 И вся земля ликует,
 пирует и поет,
 и он ее рисует
 и Маргариту ждет.

 Он жизнь любил не скупо,
 как видно по всему...
 Но не хватило супа
 на всей земле ему. 

Булат Окуджава, «Пиросмани».