Рыська и часы с боем

У бабушки в деревне давным-давно на стене висели ходики с гирьками — елочными шишками. Кукушка состарилась, стала заикаться, забывала текст, произносила только полфразы, одно ку — и смывалась. Кукушку лишили права голоса, сняли одну шишку с цепи.  Я попробовал реанимировать заводную птицу. Вскрыл ходики, подрезал и подклеил на пищалке порвавшуюся бумажную гармошку, часы вновь стали куковать. Но не так, как прежде: первый слог птица произносила уверенно, а второе ку звучало вопросительно, тоном выше. Подрезал вторую пищалку, и кукушка запела двусложным фальцетом. Но теща просила отключить звук: «Ну ее, не кукует, а тявкает, как собака».  

На блошином рынке, куда отправились за покупкой дочь с мужем, один забулдыга предложил часы с боем. Честно признался, что они не ходят, отдавал за бутылку. Разговор услышал рядом стоявший антиквар и посулил мужику триста рублей. Зять с боем отбил часы, дал мужику пятьсот и поехал в мастерскую. Старый часовщик, похожий на Менделеева, заливал, что он в каком-то колене родственник Кулибина, набивал цену не только себе, но и часам. Божился, что они старинные, возможно, висели в графских покоях, будили графиню Софью Андреевну. Работа, говорил, предстоит кропотливая, но через неделю будут ходить, как зверь. Короче, Менделеев запросил четыре тысячи. Зять не торговался, да он и не умеет. Позже прочел на этикетке, которую Кулибин не заметил на задней стенке, что часы изготовлены в Свердловске при Хрущеве. Через неделю после ремонта они встали, и я написал ребятам СМСку: «Надумаете выбрасывать, везите ко мне, какой-никакой опыт ремонта есть». 

В школе с другом Славкой мы смаковали главу  из «Теркина», в которой Василий, остановившись на постой у стариков, починил им сначала пилу, а потом часы. Там есть место, где старик указал солдату на ходики и пожаловался: «С той войны еще стоят».

Осмотрев часы детально, — 

Все ж часы, а не пила, —

Мастер тихо и печально

Просвистел: «Плохи дела».

Но куда-то шильцем сунул, 

Что-то высмотрел в пыли, 

Внутрь куда-то дунул, плюнул, 

Что ты думаешь, — пошли!

И у меня часы с боем пошли. Что за неисправность, я так и не определил. Стрелки и циферблат снял, анкер открутил, поставил на место, завел — пусть пока тикают без маятника. Распахнутый футляр лежал  на полу под столом, в него залезала кошка и укладывалась на ночлег. Рыська умещалась в новом лежбище клубком и в полный рост. В ширину футляр был ей все же тесноват, и, когда она ворочалась, музыкальный механизм срабатывал, часы шепотом били из-под Рыськиного брюха. 

Считай, часы она и починила. Я их повесил над кошачьим туалетом. И так случилось, что первый полнозвучный бим-бом  застал Рыську в лотке. Кошка решила, что это условный сигнал для, как написано в уставе караульной службы, отправления естественных надобностей. Часы издавали один бим-бом во время каждого получаса и нужное количество отбивали в соответствующий час. Каждый удар Рыська воспринимала на свой счет и запрыгивала в лоток. Но задумывалась. Потом поняла: что-то не то. Раздалось недоуменное м-р-р, что означало: «Нет, это перебор, неправильно они ходят. И вообще, все у вас не по-людски». С годами кошка становится ворчливей, недовольное м-р-р раздается по поводу и без, когда кто-то скрипнет, стукнет, чихнет, кашлянет. По кошачьим меркам, Рыська стремительно приближается к бальзаковскому возрасту, я ее называю Васильевной, учитывая года, предполагаемое родство и очевидное сходство с одним знакомым серым котом. Но она не отзывается, думает, правда от рыси родословную ведет. 

Меж тем климат портится, журавли улетели, прилетели синицы, холодает всюду, особенно в квартире. Рыська не сидит, как в прошлом году в это время, на подоконнике. Она так любила смотреть на синиц. Вон та зеленопузая, жирная, в прошлом году дразнилась, нагло подбирая с той стороны стекла высыпавшиеся на подоконник из кормушки семена и делая вид, что не замечала, как Рыська бросалась на стекло, сшибая цветочные горшки и оставляя клоки шерсти на кактусе. Нынче не до синиц. 

Вот мы смотрим с ней передачу по ящику про нашу экспедицию по морям Северного Ледовитого океана. Рыська любит телевизор и знает, что верхом на включенном телеке теплее, чем на выключенном. Но сегодня кошка лежит у меня под боком, а я — под покрывалом. В комнате похолодало настолько, что даже включенный телевизор кошку не согревает, хотя диктор уверяет, что климат на планете теплеет.

 Нам с Рыськой ученые рассказали, как перед отправкой на север их снарядили, укутали, корабль выделили крутой и ледокол сопроводительный предоставили. В это море, то ли Карское, то ли Лаптевых, последний раз наши плавали еще в кайнозой, когда ледник сходил. Так вот, приплыли ученые — а льда-то и нет. То есть есть, но такой, что, ногой топни — проломится. Выходит, ледокол зря прогоняли. И все на деньги налогоплательщика. Мы с Рыськой еще подумали: «А со спутника не видать, что ль, есть там лед, иль нет?» Точнее, это я вслух спросил, Рыська уже задремывала. Она ответила неохотно, не муркнула, а скорее буркнула: «Спутник над Арктикой не летает — холодно там».