Вокруг визита Драйзера

В ноябре прошлого года исполнилось 90 лет с тех пор, как нашу страну посетил классик американской литературы Теодор Драйзер (1871 — 1945).

 Да, у них тоже есть классики, более того — у них есть литература. Американская культурно-литературная общественность (она там тоже имеется) едва ли вспомнит, какой их классик куда ездил, этот непоседливый народ вообще дома не сидит. А вот наши культурные соотечественники, пусть и бывшие, к юбилеям драйзеровского визита в СССР всегда чего-нибудь готовят. К 80-летию соорудили «круглый стол» в студии «Радио Свобода». Профессора-слависты обсуждали двухмесячную поездку Драйзера увлекательно, подробно, со своей колокольни. Много говорилось о том, кто в нашей стране вел за ним слежку с подробным ежедневным отчетом; сообщалось, с кем он завел роман; упоминались и события, предшествовавшие поездке — его совместное проживание со второй женой; не забыли отметить, что она ему приходилась двоюродной сестрой. Объедками «круглого стола» кажутся на этом фоне сами впечатления Драйзера о Советском Союзе: «Я не был коммунистом, когда уезжал за границу, и я не возвращаюсь коммунистом… Но почему должны быть очереди за хлебом в такой богатой стране, как Америка?... Нигде в России вы не увидите людей без пальто, стоящих в очереди в ожидании остатков хлеба». Сказано в 1928 году — как все изменилось за 90 лет!

Зарубежные писатели в первые послереволюционные десятилетия приглашались в нашу страну активно и ездили с удовольствием. Специальная организация ВОКС занималась культурными связями с заграницей, ее возглавляла Ольга Каменева, жена Льва Каменева, соратника Ленина, члена президиума ЦИК, она же — родная сестра Троцкого, тоже Льва. Ольга Давидовна своим невниманием и рассеянностью обескуражила Драйзера. Он думал, произойдет по Высоцкому — фанаты растащат на сувениры доски с трапа, по которым ступала нога великого Драйзера. А тут какая-то мелкая чиновница нос воротит. Темнота! Прав друг Герберт —  страна во мгле. Откуда было знать американскому классику об острейшей фазе борьбы между российскими политическими группировками? Брата Ольги Каменевой вот-вот вышлют в Казахстан, мужа лишат всех постов — какой там Драйзер?! 

***

Некоторых иностранных писателей к нам и приглашать не нужно было. Без всяких виз они лезли в самое пекло. Американца Джона Рида на штурм Зимнего понесло, и он уверял, что «Аврора» шарахнула по дворцу боевым зарядом. Джона чуть не пришибло посыпавшимися сверху расстреллевскими кирпичами. Моряки, служившие на «Авроре», отнекивались: кабы боевым пальнули, от америкашки не осталось бы и блокнота. Версию о выстреле у нас то подтверждали, то опровергали — в зависимости от конъюнктуры. 

Герберт Уэллс, хоть и не американец, но тоже приезжал к нам, как к себе домой. У Горького подругу отбил, с Лениным беседовал. В радужные планы Ильича английский классик не верил, назвал вождя кремлевским мечтателем и книгу «Россия во мгле» не стал переименовывать. После смерти Ленина Уэллс рискнул посетить Иосифа Виссарионовича. Признавался, что трепетал перед встречей. Но Сталин его так очаровал, что с трудом Герберт Джорджович удержался от вступления в компартию прямо в кабинете отца народов. 

А Теодор Драйзер вступил. Не сразу, долго это дело обмозговывал, но под конец жизни решился. Коммунистом он стал не советским, а американским. А это, как говорят в Одессе, которую Драйзер тоже посетил, две большие разницы. Разумеется, не за этот отчаянный поступок Герберт Уэллс ценил американского коллегу: «Драйзер является гением в высшем значении этого слова». Как Уэллс не поверил Ленину в 1920 году, так и Драйзера в 1927-м не убедил Н. Бухарин (тоже соратник Ленина), что коммунисты превратят Россию в рай за одно-два поколения.

Посетить СССР организация ВОКС приглашала далеко не всех писателей, проживающих за рубежом. Попробовал бы приехать А. Аверченко после дюжины ножей, которые он вонзил в спину революции оттуда, из-за бугра. Владимир Ильич похвалил книжку, составленную из 12 рассказов — по количеству ножей, и сказал, что такие талантливые произведения мы будем печатать. Аверченко, должно быть, горько усмехнулся: «Разве что посмертно». И оказался прав. Ни А. Аверченко, ни Дон Аминадо, ни Н. Тэффи, ни чета Мережковских о возвращении не мечтали. Куприн вернулся умирать, проклятый оставшимися эмигрантами первой волны, тем же И. Буниным. А ведь самого Ивана Алексеевича агитаторы долго охаживали. Алексей Толстой письмами закидывал, искренне зазывал, без подвоха, уверен был, что Бунина никто не тронет. Первого русского лауреата Нобелевской премии по литературе приглашали в советское посольство. И ведь пошел… Самый просоветский эмигрант Илья Эренбург в СССР приезжал, будто в клетку к тигру входил, пусть дрессированному. Даже Горький понимал, когда можно соваться, а когда лучше на Капри отсидеться.

***

Передачу о Драйзере на «Свободе» вел Александр Генис, эмигрант предпоследней волны. Между прочим, он работал у Сергея Довлатова в русскоязычной газете «Новый Американец». Газету раскрутили до небывалого тиража, и коллегам-эмигрантам, бывшим друзьям-землякам, ничего не оставалось, кроме как мелко и крупно пакостить. Ни дать ни взять, у них там человек человеку волк. Впрочем, как и у нас здесь и сейчас.

Книгу о своей поездке Драйзер написал сразу по возвращении и переслал в Союз — видимо, таково было условие приглашающей стороны. В ВОКСе уверенно предполагали: «Дрейзер (так писали в секретных отчетах) представит вещи в таком виде, что читатель поймет: при Советской власти широкие массы рабочих и крестьян получили и пользуются такой свободой, какой не существовало ни при царе, ни в других местах». С чего они взяли, откуда такая беспардонная, наглая уверенность?! Теодор Джонович как будто подсмотрел в секретный отчет и сделал назло всем. Короче, книга, которую он скромно назвал «Драйзер смотрит на Россию», в спецхранах томилась более полувека, полностью у нас ее рискнули опубликовать лишь в конце девяностых, при Ельцине. И зря, ничего в ней не было крамольного. Сами о себе мы писали гораздо круче, например, Б. Пильняк, И. Бабель, Н. Клюев, В. Нарбут, П. Васильев, О. Мандельштам — и где они все?! 

Француз Андре Жид (французов стали приглашать, когда американцы и англичане кончились) тоже посетил Советский Союз и написал книгу «Возвращение из СССР». Памфлет раскритиковал Ромен Роллан, земляк А. Жида, тоже француз, он из СССР не вылезал, а Нобелевскую премию получил задолго до того, как стать большим другом нашей страны. Андре в пику своему земляку пишет «Поправки к моему «Возвращению в СССР» — и получает Нобелевскую премию, Оксфордскую мантию, но у нас не печатается вплоть до перестройки. А Драйзеру ни нобелевки не дали (видать, все же проявил к советскому строю подозрительное сочувствие), ни ленточки. Зато такие фантастические тиражи, как у Драйзера в СССР, не снились всем нобелиатам, вместе взятым. Шведская академия кандидатуру Драйзера тоже рассматривала, но, к удивлению мировой литературной общественности, вручила премию американцу Синклеру Льюису». 

Жена Льюиса, Дороти Томпсон, корреспондент газеты «Нью Йорк ивнинг пост», ездила в СССР вместе с Драйзером, публиковала отчеты в своей газете. Когда Драйзер выпустил в США книгу о поездке, Льюисы завопили: бывший друг их обокрал. Радио «Свободы» сообщает, что супруги насчитали три тысячи украденных у Дороти строк, и якобы разъяренный Теодор отвесил Синклеру пощечину. Дуэли не состоялось — не Россия, чай. Не пахло там Русью, Пушкиным, Лермонтовым, тем же Толстым-Американцем. Мой отец рассказывал, что в середине пятидесятых он обменял моднейшего в то время Драйзера на три томика Пушкина. Два тома до сих пор живы… Синклер и Дороти подали в суд. Драйзер остыл и объяснил, что оба пользовались одними и теми же справочниками — отсюда повторы. Дороти судебный иск отозвала, а Синклер Льюис, получивший нобелевку вместо Драйзера, в своей нобелевской речи упомянул добрым словом земляка. Высокие отношения!

Продолжение следует