Когда Пушкину было всего сто

Готовя материал к столетию Пушкина, ныне забытый писатель, критик, журналист, любимец А. Чехова и В. Розанова, И. Леонтьев-Щеглов отправился по пушкинским местам. Ни одной тропы туда еще не проложено, золотым кольцом ничего не окружено — полное туристическое бездорожье.
 Щеглов пишет, что идея паломничества к могиле Пушкина принадлежала исследователю литературы академику Л. Майкову. Приезжали люди и раньше, отмечались в «книге для записывания посетителей», но не массово. Щеглов приводит имена на выбор: Глазенап, Шмурло, Петухов. Да выбор-то небольшой: в 1896 году могилу посетили 16 человек, через год — восемь, на следующий год — тринадцать, из них — восемь членов секции велосипедистов. К столетию поэта число паломников возросло до полусотни, но все равно не густо.
А что там с читателями? Спокон веку российские поэты, даже разменявшие четвертый десяток, ходили в молодых и перспективных. Юного Пушкина сам Державин благословил, но при жизни Александр Сергеевич был третьим по поэтическому ранжиру. На главном троне восседал дедушка Крылов, вторым считался учитель царского наследника Василий Жуковский. Полного собрания сочинений Пушкин не дождался. Умиравшему поэту царь обещал поддерживать семью, и слово сдержал. Под патронажем министра и академика Блудова (если будете набирать фамилию в интернете, проследите, чтоб у экрана детей не было) собрание сочинений издали. Посмотрим, как распространился восьмитомник. Рассылая билеты на подписку по городам и весям, министр сопроводил мероприятие длинным путаным посланием: «Кажется, нельзя сомневаться, что русские всех сословий, всегда на поприще славы и добра одушевляемые примером своего монарха, захотят и в сем случае, почтив память великого поэта, с тем вместе способствовать и обеспечению благосостояния сирот, детей его». А вот и не угадал. Из сорока подписных билетов, посланных в Псковскую губернию, приобретено чуть больше половины. У ярославского губернатора и того хуже — 29 вернули.
***
И. Леонтьев-Щеглов, кроме всего прочего, приходился внучатым племянником архитектору П. Клодту, тому самому Петру Карловичу, что изваял коней на Аничковом мосту. Аполлоновская квадрига на козырьке Большого театра — тоже его детище. Щеглова воспитывал дед, родной брат архитектора. Престарелая баронесса была жива, когда молодой литератор делился с ней сведениями о Пушкине и Гоголе, добытыми в беседах с очевидцами (о книге, посвященной Николаю Васильевичу, мы уже упоминали в «Были»). Так вот, старуха-баронесса ухмылялась, когда внук после поездки по пушкинским местам поделился с ней статистическими данными. Старуха съязвила, мол, правильно, что Пушкину мы не придавали большого значения, это вы, журналюги, его раздули. Баронесса лично знала Александра Сергеевича и рассказывала, как однажды поэт, окруженный дамами, заметил стройную ножку, рухнул на колени и стал ее страстно лобызать — чуть не отгрыз. Должно быть, врет, как все очевидцы.
Дополним статистику Щеглова, теперь она опубликована с любопытными подробностями. К 1840 году выпущено восемь томов первой (посмертной) подписки произведений Пушкина, потом государство умыло руки. После того, как госзаказчик слинял, три тома выпустили частные издатели. В трех последних книгах собрания напечатаны произведения, прежде не публиковавшиеся: «Медный всадник», «Каменный гость», «Дубровский», «Русалка». В 72-х городах (между прочим, наша Тверь фигурирует) купили по одной подписке. В Старой Русе, Белгороде и Ставрополе — две, в Москве — семь. В Санкт-Петербурге — ни одной!
Подписка дороговата, поглядим, кто раскошелился. Поразительно, но купцов всего трое, плюс один — купеческий сын. Подписку приобрели три профессора, два студента (оба из Москвы), три графа, две графини, архимандрит — один. Из 98 подписчиков всего десять женщин, и ни одной, кому поэт посвящал стихи. Вот и целуй им ноги… Среди титулованных покупателей 32 военных, из 18 гражданских чинов — шесть их превосходительств и 14 их благородий и высокоблагородий.
Дед Щеглова тоже имел возможность познакомиться с Пушкиным в последний год жизни поэта. И случай представился. Обедали у Н. Греча, приехал Александр Сергеевич. Сели за стол, суп подали. И вдруг слуга приносит письмо. Пушкин его нервно разрывает, читает и больше никого не слушает и ничего не слышит. Жена Греча по-французски сделала громкое замечание, мол, знаменитый поэт забывает о приличии. Пушкин молча покинул дом. Щеглов делает вывод: «Не думаю, чтобы с современником Пушкина — Гете — могли бы обойтись так бесцеремонно в Германии».
***
Молодежь, по свидетельству Щеглова, к столетию Пушкина готовилась слабо. Направляясь к Святогорскому монастырю, он спросил у пятнадцатилетнего извозчика: «Ты хорошо дорогу знаешь?»
— Помилуйте, как не знать? Сколько народу к этому самому Попушкину наезжало — страсть!  Кто собственно Попушкин — нам неведомо, потому лошадей от земства ставили, а нас не приглашали!
От господ, которых пацан подвозил, он постоянно слышал о панихиде по Пушкину и решил, что это и есть фамилия.
Щеглов отметил, что местное духовенство Костромы отменило панихиду по Пушкину и на празднике не появлялось. Но следующее объявление его порадовало: «Обыватели города Костромы приглашаются убрать дома флагами и иллюминировать. Вечером от города будет пущен фейерверк». В этой связи бывший артиллерист Щеглов приводит такой любопытный эпизод. В 1824 году ссыльный Пушкин сбился с пути. В прямом смысле. Он заблудился в поисках деревни, где проживал приятель. Наткнулся на военный лагерь. Подъезжает молодой поэт к молодому прапорщику и просит показать дорогу, тот охотно соглашается, а потом спрашивает:
— Извините, с кем имею удовольствие говорить?
— Пушкин…
И ошалевший от счастья прапорщик при виде автора «Руслана и Людмилы», «Бахчисарайского фонтана» орет своей артиллерийской братве: «Орудие ! Первая пли!.. Вторая пли!» Прапорщика Григорьева посадили под арест… Спустя годы в Оптиной пустыни Гоголь встречался с иноком, который поведал ему о встрече с Пушкиным. Гоголь пересказал историю Льву Арнольди, а тот упомянул в своей книге о Гоголе.
***
Посетив могилу Пушкина, Леонтьев-Щеглов разыскал Акулину, дочь попа по прозвищу Шкода. Это тот самый священник Ларион Раевский, которому Пушкин заказывал панихиду по Байрону. Он же отпевал и самого Пушкина. Щеглов с престарелой Акулиной долго беседовал:
— Так, значит, вы помните, как к вам приезжал Пушкин?
— Вот еще не помнить! — усмехнулась Акулина Ларионовна и вся опять оживилась. — Как сейчас помню... подъедет это верхом к дому и в окошко плетью цок. «Поп у себя?» — спрашивает. (Старуха произнесла это энергично, с достоинством, закинув голову, видимо, подражая манере Пушкина.) А если тятеньки не случится дома, завсегда прибавит: «Скажи, красавица, чтоб беспременно ко мне наведался»… Она немного помолчала и продолжала:
— Только вот насчет «божественного» они с тятенькой не всегда сходились, и много споров у них через это выходило. Другой раз тятенька вернется из Михайловского туча тучей, шапку швырнет. «Разругался я, — говорит, — сегодня с Михайловским барином вот до чего — ушел, прости Господи, даже не попрощавшись... Книгу он мне какую-то богопротивную все совал — так и не взял, осердился!» А глядишь, двух суток не прошло — Пушкин сам катит на Воронич, в окошко плеткой стучит. «Дома поп? —спрашивает. — Скажи, — говорит, — я мириться приехал!» Простодушный был барин, отходчивый...
Нельзя сказать, что сегодня Александра Сергеевича запоем читают. Но ничего. От него и не убудет. То, что Пушкина не спрашивают в библиотеках, ни о чем  не говорит. В любой электронной книжечке (прелестное изобретение) открываешь библиотеку классики — и вот он, «Борис Годунов». Одно время драма в большой моде была, из-за нее и Модеста Мусоргского раскрутили. Сейчас, кажется, «Медный всадник» в рейтинге. Прогуглим. Так и есть. Во-первых, поэму называют самым совершенным творением Александра Сергеевича. К тому ж при жизни она не печаталась — Николай Павлович запретил. И, в-третьих, стоило поэме впервые появиться без купюр, как через год грянула первая русская революция. •